сделаем?
– Оставим себе, конечно. Когда у меня появится немного времени, я хотел бы восстановить скелет. В идеале нам следовало бы очистить их кислотой, но не успеем – это дольше, чем выжигать огнем. Время для нас сейчас важнее всего, Уилл Генри, если только мы надеемся выследить магнификум.
Мы стояли в переулке у бочки для сжигания мусора, по щиколотку в четырех дюймах свежего снега. Снежная буря по большей части уже миновала, однако несколько пышных снежинок все еще лениво планировали вниз в янтарном свете уличного фонаря – как золотые листья острова, о котором рассказывал мне отец и который он обещал мне показать – чего так никогда и не сделал.
Уортроп полил останки керосином. Он зажег спичку и держал, пока пламя не опалило ему пальцы, затем бросил ее на землю.
– Что ж, полагаю, следует что-то сказать. Несколько подобающих слов. Я знаю, что некоторые сочли бы, что Уаймонд Кендалл что посеял, то и пожал, что любопытство кошку сгубило, что следовало ему печься о собственных делах и не совать носа в монстрологические. Однако не меньше найдется и тех, кто счел бы его невинной жертвой злобного безумца, трагическим последствием человеческой бесчеловечности. А что скажешь ты, Уилл Генри?
– Никто такого не заслуживает, – ответил я.
– А. Думаю, ты добрался до сути, Уилл Генри. Полмира молится, чтобы получить то, чего они заслуживают, а полмира – чтобы не получить по заслугам! – он глянул вниз, на путаную кучу частей тела, заготовку для гнездовища… Смотреть на это можно было только так.
– Я не знал вас, Уаймонд Кендалл, – сказал монстролог расчлененному трупу, набитому в мусорный бак. – Я не знаю, была ли ваша жизнь счастливой или несчастной, любили ли вы кого-то больше себя самого, интересовались ли вы театром, книгами или политикой. Я не знаю, были ли вы добродушны или сварливы, великодушны или злопамятны, благочестивы или безбожны. Я о вас практически ничего не знаю, а ведь я держал в руках самый ваш мозг. Я надеюсь, что прежде, чем вы лишились сознания, вы примирились со своим прошлым, простили должникам вашим и, что самое важное, простили самому себе.
Он зажег вторую спичку и бросил ее в бак. Пламя взметнулось ввысь, дымное и темное по краям, и нас обдало волной жара и едкого запаха горящих волос; шипела вода, испаряясь из плоти, плясал золотистый снег. Мы с монстрологом бездумно придвинулись ближе к баку: ночь была очень морозной, а пламя – теплым.
Часть десятая
«Я избранный»
Следующим утром мы отбыли в Нью-Йорк. В поезде я уснул и проснулся, уже когда мы прибыли на Центральный вокзал: с кружащейся головой на локте доктора, дезориентированный и мучащийся тошнотой. Мне снился кошмарный сон, в котором монстролог демонстрировал школьникам, как правильно изымать мозг из трупа – из моего собственного трупа.
Мы оставили багаж в отеле «Плаза» (за исключением черного саквояжа, куда Уортроп с исключительным тщанием упаковал «гнездовище магнификума») и немедля направились в штаб-квартиру Общества. Пока нанятый нами