была счастлива с ним? Скорее всего. Но поймать за хвост ускользающие воспоминания невозможно. Голову разрывает от боли. И все рецепторы летят в тар – тарары.
Дом мне не нравится. Большой и мертвый. Я не помню этой мебели, укрытой белыми покрывалами, словно саваном, не помню камина, который разжигает знакомый – незнакомый мужчина. Спички в его дрожащих руках гаснут, одна за одной. Но он не прекращает попыток, периодически оглядывается на меня. Остервенело ломает тонкие щепки, тихо ругаясь. И мне кажется, что я наконец-то счастлива, как это ни странно. Тело бьет крупная дрожь, и поэтому он думает, что я замерзла. Это не так. Мне даже жарко.
– Я люблю тебя? – шепчу тихо, но по напрягшейся спине мужчины понимаю – он слышит. – Это важно. Ответь.
– Нет, – отвечает он беззлобно. Подходит медленно и берет меня на руки. И кажется, качает. Как младенца, пока несет к пылающему камину. Боль возвращается. Она накатывает разъедающими волнами, словно кислота. Выкручивает суставы, рвет жилы. И я не сдержавшись стону, пытаясь утихомирить яд, разрушающий вены. – Я тебя тоже не люблю.
– Тогда зачем я здесь? – хриплю, боясь утихомирить демонов, рвущих меня на части. Только сейчас понимаю, что абсолютно раздета. Голая. И стыд липким саваном облепляет тело. Но он не имеет ничего общего со срамом. Целомудренный стыд. Нет такого понятия, наверное. Но чувствую я себя именно так.
– Не знаю.
Его ответ односложен, но правдив. Я это чувствую. Он дышит мне в ухо. Так привычно.
– Что со мной случилось? – интересуюсь просто для того, чтобы разбить стену между нами. Эта молчаливая преграда кажется мне непокоримой. – Больно. Что произошло? Что со мной случилось?
Не хочу верить, что этот странный мужчина сделал мне больно. Не желаю.
– Ты выскочила под колеса, – хмурится мой странный Марк. – Зачем? Почему ты хотела умереть?
– Я не помню, – дергаю плечом. Сумасшествие. Ничего не могу вспомнить. Только смех ребенка и имя Марк. – Но я знаю, что ты моё счастье. Я помню, как говорила это.
– Я не могу быть счастьем. Я монстр…
– Ты просто сам не знаешь еще, – пытаюсь улыбнуться. Губы лопаются, рот наполняется стальным вкусом. Мне нравится. Я понимаю, что все еще живу.
Горькая ухмылка перекашивает лицо странного мужчины. Шрам стягивает щеку, уродуя красивые черты. Усмешка больше похожа на оскал. И он этого стесняется, закрывается, прячется.
– Во Мраке не бывает света, дурочка.
Его пальцы обследуют мое тело. Ощупывают, но без домогательств. Он ищет повреждения. Странный.
Боль рвет на части. Крик раздирает горло, когда сильная ладонь надавливает на ребра. Я пытаюсь ухватить ускользающее сознание. Кричу.
– Дай мне одеяло. Дай!
– Зачем оно тебе? – спокойно спрашивает Марк, с тревогой глядя на мои губы.
– Я не хочу, чтобы ты видел меня такой, – хриплю, пытаясь вернуться.
– Какой? – интересуется он. И в глазх цвета неба пляшут огненные черти.
– Жалкой