вымощенных каменных плит, а чемодан оказывается в руке. Чувствую на себе любопытные взгляды проходящих мимо скопищ девушек и заинтересованные новым лицом – молодых людей. Мне кажется, что я совершенно не готова к встрече с человеком, которого абсолютно не знаю и который, кажется, каждым закоулком своей темной души не переносит меня.
К Ральфу меня проводит пожилой мужчина по имени Фернандо. У него идеальный итальянский, потому что в его жилах течёт чистая кровь синьориального рода наследных правителей мантуи, и с пелёнок он слышал исключительно безукоризненное произношение. Но мне все равно становится несколько неловко. Фернандо говорит: «Ральф не любит, когда его прерывают. Пожалуйста, ступайте беззвучно и не отвлекайте внимание студентов. У них сегодня был Ренуар. Без теории не будет практики. В любом случае, они скоро заканчивают».
Мы идём путанными коридорами с ровными рядами дверей, что наблюдают за проходящих, будто стражи порядка, готовые наказать за нарушение конституции университета. Складывается впечатление, словно я переношусь в одну из кинокартин, которые многим покажутся скучными, но их эстетизм и философия каждого акта пленяют и не могут оставить равнодушным.
Двери, ведущие в аудиторию, внушительные и скользящие под пальцами, я слышу голос мужчины, льющийся из щёлок и просеков, цитирующий: «Гораций говорил, что прекрасное принадлежит немногим. Видеть детали, улавливать динамику цвета – это то, что под силу единицам. Можно стать неплохим художником, но великим – только родиться. Позволить Вселенной отдать тебе часть себя ещё в утробе матери. С молоком поглощать прекрасное. Под прекрасным я подразумеваю то, как видят исключительно ваши глаза. Вот, что важно. Посредственностью не заполучить сердца людей. У великих творцов кисти – свой неповторимый стиль. Ищите себя. Я призываю вас. Только так вы сможете пройти мой курс. Мне неугодны заурядные студенты. Я не учу аккуратности, прилежности, осторожности в своих работах. Вы должны уметь рисовать сердцем».
Я набираю в легкие как можно больше воздуха и уверено толкаю дверь от себя, которая сразу же вторит моему прикосновению, впуская в просторную аудиторию. Храм Ральфа. Апогей его величия. На нем чёрный костюм, который выглядит на размер больше, но шит по его собранной фигуре. Светлые волосы растрёпаны, кожа оливкового оттенка кажется грубой, жёсткой, но вместе с тем притягательной и мягкой. Особенно на участках, успевших покрыться щетинной. В его пальцах сигарета и меня поражает тот факт, что студенты, следуя его примеру, позволяют себе то, что в моих краях было бы сродни вольности, за которую тут же пришлось понести наказание. Метод Бродского, позволяющий студентам курить на его лекциях. Ральф практически агитировал, но при этом выглядел спокойно, непринуждённо и расслабленно.
Я стараюсь быть незамеченной, занимая место на последнем ряду, частично пустующем. Но он ловит мое присутствие. Въедаясь в мое лицо и на секунду замолкая, прежде чем