Хавьер сделал все возможное в своих силах: приобрел несколько дополнительных паспортов, отложил наличные деньги, обзавелся некоторыми сторонними от Синдиката связами. Теперь же оставался последний этап – забрать чемоданчик с вакциной и свалить, как можно дальше от «Ковчега», Синдиката, и все что с этим так или иначе, связано.
Если он прогадал, то… Думать даже о таком не хотелось. Смертный приговор ему обеспечен. Рано или поздно, черные пантеры явятся за ним… Если же оказался прав, то Хавьер Игуаин погибнет вместе с остальными, а некий неприметный человечек осядет где-нибудь вдали от цивилизации, дожидаясь своего шанса…
Было ли Хавьеру жаль?
Вернее, не так.
Жалел ли он о чем-то? Да, об одном. О том, что ему придется ради своей анонимности убить трех друзей, согласившихся ему помочь. Мерзкий поступок. Но крайне необходимый…
Где-то на территории Южной Америки.
Точное местонахождение – неизвестно.
Точное время – неизвестно.
Говард Стайлз одобрительно хмыкнул, когда в наушнике раздался чуть искаженный помехами мужской голос:
– Мама, вызывает Альфу, прием!
– Мама, Альфа на связи, прием!
– Птички в воздухе, время до подлета 22 минуты. Как поняли? Прием!
– Вас понял! Мы уже в воздухе! – Говард глянул вниз на стремительно уменьшающийся в размере исследовательский комплекс. – Покинем зону удара через две минуты.
– Принято. Работа за птичками. Конец связи!
– Конец связи!
В наушниках воцарилась привычная тишина, а генеральный директор военизированного подразделения корпорации продолжил смотреть на далекую бетонную крышу главного корпуса «Ковчега».
Насколько все же иронично получается… Ковчег – символ защиты. Символ чего-то крепкого, чего-то надежного. Того, где можно переждать бурю. Тот же Ной сумел в ковчеге пересидеть всемирный потоп. Этому же «Ковчегу», расположенному в глубинке южноамериканских джунглей предстоящую бурю никак не пережить. Через двадцать минут с десяток выпущенных ракет превратят исследовательский комплекс в пепел. Как и всех, кто находится внутри. Всех, кто знает о вакцине, а значит представляет для Синдиката угрозу стратегического характера.
Было ли Говарду жалко? Ни разу. О жалости он забыл еще несколько десятков лет назад. Уже тогда подобные операции если и вызывали какие-то эмоции внутри, то точно не жалость.
Сейчас же…
Сейчас вообще никаких эмоций. От слова совсем. Даже пустоты нет. Ничего. Так себя ощущаешь с утра, когда проснулся, а голова еще не успела загрузить в себя порцию стандартного пакета информации. Да-да, Синдикат сумел превратить его почти в робота. Безэмоционального исполнителя, что готов выполнять любой приказ.
Хорошо это или плохо?
Говарду было плевать.
Главное одно – его подобный расклад полностью устраивал.
Глава 1
Шестьдесят