гуляющего святого отца самое малое ускорение шага уже выглядело бы подозрительным.
4
– Подойди ко мне, Юрий, – голос наместника Божия звучал глухо.
Наместник ходил в простой рясе с капюшоном. Капюшон закрывал его лицо, которого никто никогда не видел. Именно подражая его святейшеству носили рясы со скрывающими черты капюшонами большая часть братьев и отцов Святой Церкви. Отец Юрий эту манеру отвергал и капюшоном голову не покрывал.
– Я перед вами, ваше святейшество.
– Что ты делал возле предела сегодня утром?
– Я гулял. Задумался и загулялся дальше, чем следовало.
«Откуда он знает? – пронеслось в непокрытой голове святого отца. – Донесли уже? Когда успели? Смена караула только через час».
– Мне было видение, что ты пошел против воли Бога и ноги твои понесли тебя в место, куда ходить нельзя, – словно прочитав его мысли, произнес наместник. – Не следует гулять там, где это делать запрещено, Юрий. Иди, и хранит тебя Господь от предела.
– Ваше святейшество, осмелюсь спросить. – Отец Юрий говорил громко, так, чтобы слышно было всем, находящемся в зале храма. – Зачем создан предел? Неужто Господь наш отгораживает нас от прочего мира?
– Не отгораживает, Юрий. – Наместник так же повысил голос, говорил теперь для всех. – Не отгораживает, а ограждает. Спасает от мира, в котором правит диавол. Разрешено выйти за предел. Господь разрешает покинуть владения Свои и попасть в мир Сатаны. Но не дозволено возвращаться, получив отметину диавола, в чертоги Господни.
Наместник поднялся и воздел руку к небу, а вернее – к высокому потолку храма:
– Пришедшим из-за предела да даруется очищение, – голос наместника гремел подобно громовым раскатам. – Ушедшим за предел да не будет возврата. Господь дарует пришедшим к Нему Свою благодать, но не прощает предательства.
5
Эл проснулась, распахнула глаза и сладко потянулась. Настроение было сносным. Ей снились пальмы, море и бунгало. И он, тот мужчина, которого когда-то знала, потом пыталась забыть, а теперь вот вспоминала все чаще с какой-то ностальгической нежностью. Стремилась к нему.
– С добрым утром, – поприветствовал Вячеслав.
– Почему утром? – не поняла она. – Я что, сутки проспала?
– Нет, это я образно.
– Понятно.
Эл попыталась подавить зевок, но не вышло, потому зевнула, широко распахнув ротик. Вспомнилась старая грубая шутка: когда мужчина зевает, он показывает свою невоспитанность, а когда зевает женщина, она демонстрирует свои возможности.
– А что остальные?
– Анри весь в себе, Жанна тоже молчит. Вообще сомневаюсь, что она умеет разговаривать.
– Было бы о чем с вами говорить, – небрежно фыркнула Жанна с заднего сиденья. – Вот с французом бы я, может, и поговорила. О французской поэзии. Только он не расположен к беседе.
– Было бы, о чем беседовать, – встрепенулся Анри. – Из всей французской поэзии мне больше всего нравится Маяковский. Вот, например: «Я люблю смотреть, как умирают дети. Вы прибоя