снова путешествовал по Италии, писал брату в основном на литературные темы, зато сестры Томаса радовались, что Катя станет их невесткой.
Проводя время с Катей и Клаусом, Томас сознавал глубину пропасти, их разделявшей. Им было неведомо чувство потери. Никто не выгонял их с насиженного места. С детства никто не сомневался в их талантах, и они были вольны следовать за своим призванием. Если бы кто-то из них вообразил себя клоуном, ему с гордостью вручили бы фальшивый нос и отправили на арену. Но они не собирались быть клоунами. Они были музыкантами и учеными, и каждый обладал собственным талантом. И каждому было суждено унаследовать состояние. Несмотря на присущую математикам рассеянность, их отцу удавалось превосходно управляться с деньгами, собственностью и акциями, унаследованными от отца. Он не раз давал понять Томасу, что считает дочь самой умной из своих детей. И если бы она согласилась пожертвовать всем ради науки, из нее вышел бы выдающийся ученый.
Разбираться в литературе, музыке и живописи было естественно для Прингсхаймов. Порой, пространно рассуждая о каком-нибудь писателе или его творении, Томас замечал, что Катя и Клаус тайком переглядываются. Как будто он кичился своей ученостью. Это было совершенно несвойственно Прингсхаймам. Им было некогда углубляться в суть.
Когда в письме он впервые предложил Кате руку и сердце, она ответила, что вполне довольна нынешним положением. Ей нравится заниматься наукой, писала Катя, а еще проводить время в кругу семьи, ездить на велосипеде и играть в теннис. Она подчеркивала: ей только двадцать один год и она на восемь лет его младше. Ей не нужен муж, а роль домохозяйки ее не прельщает.
Всякий раз при виде Кати Томас ощущал себя уязвимым. Она говорила мало, оставляя разговоры на долю брата. Клаус отказывался принимать его всерьез. К тому же с самого начала понимал, какое впечатление производит на Томаса и как легко ему заставить поклонника сестры смотреть на себя, а не на Катю. Казалось, игра, которую вел Клаус, Катю забавляла.
У нее был детский почерк, а ее стиль отличался лаконичностью и простотой. Томас понимал, что единственным способом привлечь внимание Кати было писать ей пространные письма, вроде тех, которыми они обменивались с Генрихом. Не стоило и пытаться подражать ее братьям в утонченности и небрежном изяществе. Вместо этого он станет излагать свои мысли пространно и взвешенно, относясь к ней с серьезностью, с какой еще никто к ней не относился. Существовал риск, что его письма заставят ее зевать. И все же Катя происходила из семьи, в которой, несмотря на природную склонность к иронии, художников уважали. Возможно, она сумеет разглядеть в Томасе писателя, обладающего независимым умом, а не восторженного сынка любекского коммерсанта?
Однажды вечером, когда он сидел в кафе, вошел Пауль Эренберг. Какое-то время они не виделись.
– Я слыхал, ты нашел принцессу и пытаешься ее разбудить, – сказал Пауль.
Томас улыбнулся.
– Брак – это не твое, – сказал Пауль. – Ты должен это понимать.
Томас