а помощь – успеть.
– Медант, – теперь Приск смотрел на кентавра, – ты Мезия встретил?
– Ночью разбежались. Мезий лохмачей на самом хвосте притащит. Часа через два.
– Как бы не зарвался, – высказал Сервий то, о чем Тит из суеверия промолчал.
– Не зарвётся! – отрезал Приск. Боится накликать или просто верит десятнику? – Медант, ты как? С ног не валишься?
– С этакой прогулочки?! Да я даже не разогрелся, Тит, скажи ему, как…
– Отлично. – Слушать о Медантовых беговых триумфах Приск не собирался. – На стенах тебе делать нечего, во дворе – тем более. Доставишь в Отраму донесение и будь здоров. Назад лезть не вздумай – лишние копыта мне тут не нужны, а Стурну и тебе, глядишь, пригодятся.
– А то! – Кентавр быстро глянул на передние ноги. Он всегда так делал, собираясь бежать. – Ещё встретимся. Не тут, так там, где нет Времени…
В степи видно далеко, особенно с холма или башни. Какое-то время Тит, стоя меж зубцов, следил за гонцом, мчавшимся пустой – ни купцов, ни крестьян – дорогой; потом ставший точкой кентавр растворился в солнечном блеске, а человек прошёл по стенам в сторону реки и стал ждать.
Медант не ошибся: когда через брод промчался стурнийский разъезд, полдень ещё не наступил. Варвары отстали ненамного. Чуть более сотни всадников на разномастных невысоких лошадях остановились на дальнем берегу. Полюбовались оседлавшей приречный холм крепостью и опустевшим посёлком, погалдели и двинулись берегом в обе стороны, вверх и вниз по течению. Против Скадарии осталось десятка три, эти вели себя тихо: постояли чуток на пригорке, потом развернулись и неспешной рысью убрались.
– Именно так смотрели титаны со стен Нинней, когда к ним подступали полчища Идакла. И точно так же…
Аппий Фертар! Явился… Порой Тит сыну заговорщика сочувствовал. Как столичная цаца столичной цаце и как будущий прокуратор безвредному болтуну, но сегодня Фертар откровенно бесил. Всем: напористым голосом поэта, запахом померанцевой воды, двумя родинками, кольцом с дурацкой загогулиной, которую величал Небесной спиралью… Даже заговори поэт о погоде, и то Титу захотелось бы его придушить, но Фертар, пользуясь случаем, излагал своё, то есть отцовское, мнение о том, как обустроить всё. Не обошлось и без пророчеств грядущих бедствий и обвинений в оных ненавистного Идакла со всеми его отродьями, к которым до недавнего времени относили себя и Фертары. Пока с «грифьей» помощью не решили, что быть «благородными» не так вкусно, как потомками бессмертных. Единственными. Над ними ржал весь Стурн, а они не только завели фавнов, но и готовили заговор, не соображая, что это…
– …безнадёжно и преступно. Мы видим начало конца, и ваше счастье, счастье нерассуждающих вьючных ослов, что вы издохнете раньше изжившей себя империи. Будь у вашего Сената хоть капля разума, вы бы оставили степи тем, кому они были дарованы Небом…
– Будь у нашего Сената хоть капля разума, тебя бы приписали не к гарнизону, а к лупанару! – Влезать в спор с сосланным