«И мы, как боги, мы, как дети…». Максимилиан Волошин

свет холмы. Зардели красны, буры

      Клоки косматых трав, как пряди рыжей шкуры.

      В огне кустарники и воды как металл.

      А груды валунов и глыбы голых скал

      В размытых впадинах загадочны и хмуры.

      В крылатых сумерках – намеки и фигуры…

      Вот лапа тяжкая, вот челюсти оскал,

      Вот холм сомнительный, подобный вздутым ребрам.

      Чей согнутый хребет порос, как шерстью, чобром?

      Кто этих мест жилец: чудовище? титан?

      Здесь душно в тесноте… А там – простор, свобода,

      Там дьшит тяжело усталый Океан,

      И веет запахом гниющих трав и йода.

1907Коктебель

      «Здесь был священный лес. Божественный гонец…»

      Здесь был священный лес. Божественный гонец

      Ногой крылатою касался сих прогалин.

      На месте городов ни камней, ни развалин.

      По склонам бронзовым ползут стада овец.

      Безлесны скаты гор. Зубчатый их венец

      В зеленых сумерках таинственно печален.

      Чьей древнею тоской мой вещий дух ужален?

      Кто знает путь богов – начало и конец?

      Размытых осыпей, как прежде, звонки щебни,

      И море древнее, вздымая тяжко гребни,

      Кипит по отмелям гудящих берегов.

      И ночи звездные в слезах проходят мимо,

      И лики темные отвергнутых богов

      Глядят и требуют, зовут… неотвратимо.

1907Коктебель

      «Равнина вод колышется широко…»

      Равнина вод колышется широко,

      Обведена серебряной каймой.

      Мутится мыс, зубчатою стеной

      Ступив на зыбь расплавленного тока.

      Туманный день раскрыл златое око,

      И бледный луч, расплесканный волной,

      Скользит, дробясь над мутной глубиной, —

      То колос дня от пажитей востока.

      В волокнах льна златится бледный круг

      Жемчужных туч, и солнце, как паук,

      Дрожит в сетях алмазной паутины.

      Вверх обрати ладони тонких рук —