ощущал себя, недавно вытершим сопли, малолеткой. Друзья обучались настоящим мужским профессиям, активно осваивали женские общежития, подтягивались на общение к «старшим». Выходцам из их района, не изменившим армейским прическам, в куртках из кожи, многие из которых вдруг становились обладателями красивых двухдверных «восьмерок». Очень часто эти парни заглядывали в спортзал, куда, начиная с седьмого класса, ходил Малыгин. Происходило всё это, в основном, по окончанию основных тренировок, когда даже «сборники» завершали тренировки традиционными отжиманиями на брусьях. Мазав школяров грубыми взглядами, пришедшие давали понять, что начинающим спортсменам пора убираться. Именно у них Леха впервые увидел перчатки «EVERLAST», боксёрки «LONSDALE» и бинты «Green Hill». Почти все они были выходцы из клуба, отслужившие в армии и пожинавшие ныне нелегкую ниву какого-то опасного бизнеса. О том, кто они такие Леха знал разве что из дурацкой песни Асмолова: «…Мы бывшие спортсмены, а ныне рэкетмены…»
Всё это было рядом и далеко одновременно. Когда он после школы часами просиживал в некрасовской библиотеке, то пригороды украинского Луцка времен «брусиловского прорыва» казались ему ближе и роднее брагинских девятиэтажек. В то же время вечером, когда они с пацанами собирались в переоборудованном в «качалку» подвале, обсуждение предстоящего похода «по хореографам училища культуры» с возможностью кулачных стычек с конкурентами захватывало его с не меньшей силой. В школе, ввиду дружбы с подвальными качками, Малыгина уважали и побаивались даже старшеклассники. А когда в девятом классе он занял первое место на городских соревнованиях по боксу и «засветился» в областной газете, то руку ему стал пожимать и сам Александр Андреевич – «главный» учитель физкультуры. К выпускному классу статус Алексея в школе окончательно был сформирован, что позволяло ему без риска репутационных потерь появляться на уроках с фингалом (на тренировке, мол) или в час ночи провожать девочек-хореографов после дискотеки в общежитие («кто, если не я?»). К слову, заметить, свой первый «судорожный» опыт Леха и получил на скрипучей общажной койке училища культуры. Веселая и пьяная третьекурсница из Костромы, Катька-Аэропорт, с хмельной легкостью увлекла, пустившего слюни, школяра во временно пустующую комнату, где и расправилась с его рвущейся эрекцией. Правда, гораздо быстрее, чем ей этого хотелось. Надо отдать должное будущему преподавателю хореографии, она не стала хохмить в стиле «Леша, это были лучшие 10 секунд в моей жизни…» и даже периодически подбрасывала, как она выражалась, «любимому десятикласснику» свободное от других, более статусных, мужчин своё любовное время.
Была она в этом плане не жадная и озорная. В случае с Лехой Катька воспринимала себя женским вариантом Пигмалиона, любуясь сухим и жилистым торсом на застиранных простынях с лиловыми печатями. Алексею эти немногочисленные встречи помогли сформировать своё мужское эго, позволившее поглядывать с тайным превосходством на одноклассников и, с гендерным