в вытаращенные глаза Ивана, объясняет:
– Мы работаем по госпрограмме. Все эти пациенты официально отказались от помощи психолога. Да, обществу не нужны преступники, душевнобольные, вечно недовольные. Мы пригласим их на диспансеризацию, а потом для профилактики нервных недугов вживим чипы с нейросетями.
Иван незаметно записывает эксклюзив на диктофон, чтобы опубликовать материал в своем блоге.
– Значит, конец света для простых смертных организуете вы?
– А, может, счастливую жизнь без ошибок и сомнений?
– Ну наверняка кому-то из них надо просто выспаться или отдохнуть, кому-то поплакать в жилетку другу, выговориться. И при всем уважении – кто вы такой, чтобы решать за других, – Иван чувствует, что его «при всем уважении» очень похоже на грубость. – Почему вы не верите в людей? Я – верю.
Молчат. Вдалеке видно, как экран вновь показывает Ивана крупным планом. Вдруг на его фотографии с подписью «Иван Гончаров, журналист» возникает красный крест с пометкой «уволен». Этот снимок сменяет изображение улыбающегося стажера. Вдруг герой, с детства спавший внутри Ивана, наконец-то поднимает голову.
– Давайте так. Если мне без всяких нейросетей удастся помочь хотя бы одному вашему пациенту, то вы остановите программу.
Игоря Петровича возмущает такая наглость. Он подыскивает слова, чтобы завершить разговор.
– Услуга за услугу. Может, вы бы так и валялись на льду без моей помощи… К тому же, если вы уверены в своей правоте, то чего бояться? – Иван ловит доктора на слове.
– Ваш неудачный эксперимент станет лучшей рекламой моей клиники. Если что – я предупреждал, я говорил, – соглашается Игорь Петрович.
4.
«Я говорил» отзывается эхом голосом Марии Андреевны. Вновь сжимает Ваню теснотой детской руки в большой, родительской. В полгода он тяжело переболел дифтерией, врачи не давали прогнозов. Ребенок выжил, но с тех пор нежные объятья стали жесткими, контролирующими.
На детской площадке, когда хотелось лазать, трогать, носиться, он слышал «спустись», «положи», «отойди». Любую мальчишескую затею встречали полные тревоги глаза мамы. С малых лет Иван чувствовал, что им не довольны.
Когда Ване было шесть, родители расстались. У отца появилась любовница. Самодостаточная Мария Андреевна еще глубже погрузилась в себя. Надеялась, что муж извинится, все плохое уйдет, будет лучше, чем прежде. Но папа если и уходил, то в другую комнату, избегал разговоров.
Подавать документы на развод мама взяла сына – его было не с кем оставить. Ваня шел и думал – хоть бы папа отшутился, что это был розыгрыш. Хоть бы в суде был обед. Хоть бы мама забыла какие-то бумаги. Но папа снова молчал. Канцелярия исправно работала. У Марии Андреевны все было с собой.
Чувствовалось, что разводиться ей еще более стыдно, чем папе. Не хотелось, чтобы ее жалели. Не зная, как поддержать, сын обнял маму и зарыдал. Понимая, что делает только хуже, посмотрел в сторону. Ждал, пока слезы высохнут. Сказал: «Снег похож на пушинки из сладкой ваты». «Когда твой отец делал предложение,