что же, – спохватился Стопоров, заметив, что пауза между нами уж слишком затянулась. – Редакция у нас небольшая – двое журналистов, фотограф, верстальщик, ответственный секретарь и корректор. Работайте, пишите заметки, ну а по всем вопросам – ко мне. Договорились?
– Договорились, – согласился я.
– Когда вы хотите начать?
– Желательно как можно скорее.
– Если хотите, я вас прямо сейчас познакомлю с коллективом.
– Это было бы лучше всего.
Стопоров, не отрывая от меня пристального ласкового взгляда, снял с рычага глянцевого красного телефонного аппарата трубку и быстро застучал пальцем по кнопкам.
– Валя? – с придыханием крикнул он, дождавшись ответа. – Вы в сборе там? Я нового сотрудника привести хотел. Да? Хорошо, сейчас буду, не расходитесь.
– Ну, пойдёмте! – решительно сказал он мне, и, с шумом отодвинув стул, поднялся на ноги.
– Выйдя из кабинета, мы зашагали по узкому коридору, устеленному старым вытертым линолеумом. На стенах, выкрашенных той же казённой синей краской, что и холл, в стеклянных рамах висели фотографии деятелей искусства, в разное время побывавших в редакции. Я без особого интереса осмотрел снимки Никулина, испуганно, словно в дуло револьвера, глядящего в камеру, Неёловой, укутанной в меха, и каких-то ещё неизвестных мне артистов. Некоторые из визитёров оставили на фото автографы. «Прекрасный у вас город, только ночью выпить негде», – вывел Панкратов-Чёрный, довольно осклабившийся из-под чёрных усов со своего портрета. Максим Галкин небрежно и размашисто расписался, сделав ошибку в названии города: «Всё понравилось, надеюсь вернуться в Терпилин».
Кабинет журналистов располагался за обитой войлоком и коричневым дерматином дверью в дальнем конце коридора. Ещё издали я расслышал звуки энергичного спора, раздававшиеся из-за неё.
– Я просто считаю, что эта система себя изжила, она не гуманна, а значит – обречена на гибель! – звонко возмущался чей-то молодой голос. Ему глухо и тихо отвечали.
– Это Саша Васильев, фотограф наш, – обернувшись ко мне, смущённо пробормотал Стопоров. – Так-то он парень хороший, но любит, знаете, поспорить, слабость у него такая.
– О чём? – спросил я.
– Да о чём сейчас все спорят? О политике. Он человек молодой, активный. В оппозиционность вот играет, фрондёрствует. Перебесится ещё – какие его годы. Вы просто не обращайте на него внимания. Вот сюда, пожалуйста.
Редактор раза два властно ударил кулаком в дверь, и разговоры за ней стихли.
– Войдите, – через секунду отозвался чей-то развязный голос.
Мы вошли. Кабинет оказался широкой комнатой, в каждом углу которой стояло по столу, а вдоль стен располагались канареечного цвета шкафы с книгами и какими-то папками. Вся мебель была старая и ветхая, ещё советского производства. За ближним ко входу столом сидел высокий синеглазый блондин лет восемнадцати-двадцати