трубки до обработанного соответствующим образом подлокотника кресла.
– Но заведено уголовное дело, и я там фигурирую в качестве основного свидетеля.
– Не берите в голову, Сергей Андреевич. Дело о смерти Окунева пойдет в так называемый висяк, а о вас они вообще забудут. Мы посоветуем им это сделать.
Кузьма оценил сказанное, вернулся к основной теме:
– Налоговики – тоже дело рук Виктора Сергеевича?
Николай снова засмеялся:
– Ну что вы?! Вы просто демонизируете его. Налоговики – это, скорее всего, любимый наш мэр.
– Он-то здесь при чем?
– Лично он ни при чем, но у него давние и весьма тесные контакты с вашим другом Маргеладзе. И вот господин мэр по просьбе Вахтанга оказал ему небольшую дружескую услугу… Психическая атака. Ничего, конечно, они у вас не найдут, пошумят, попугают, да к тому же и мы поможем уладить ситуацию. Но крови вам они попортят изрядно.
– Устал, – вдруг совершенно искренне пожаловался Сергей. – Никому не могу это сказать, может, только вам. Устал.
– Ничем не могу помочь, – пожал тот плечами. – Все только начинается. – И посоветовал: – Будьте внимательнее к Юрию Ивановичу из Администрации. Пока что он нужен вам в качестве противовеса, но в дальнейшем имейте в виду: он – человек с двойным карманом. Кладет деньги в карман государственный, а попадают они чудесным образом в личный.
Часы на стене показывали уже пятый час утра, но Анна и Илья не спали. Сидели при настольной лампе в комнате, разговаривали.
– Этого не может быть, – Анна вытерла мокрые глаза. – Он ведь погиб. Я сама… сама его похоронила. И ты был при этом.
– Ты повторяешь это сотый раз, – спокойно, без раздражения ответил Илья. – Что я могу тебе ответить, кроме того, что сам ничего не понимаю?
– Ты не разрешил посмотреть его лицо. Помнишь? Почему ты не разрешил?
– Оно было слишком изуродовано.
– Ну и что? Это был мой муж. Я должна, обязана была посмотреть. Значит, ты что-то знал?
– Что я мог знать?
– Не знаю, что ты мог знать, но ты что-то знал. И все это время скрывал. Что ты скрывал?
– Анна… – он взял ее за руку.
Она отстранилась.
– Пожалуйста, скажи мне.
– Что?
– Почему он остался жив? Что значит вся эта мистификация?
– Какая мистификация? Почему ты решила, что это мистификация? Я-то здесь при чем?
– Почему он скрылся? Какая причина? Ведь мы прожили достаточно вместе, у нас общий ребенок.
– Значит, ты плохо его знала, если он решил скрыться от тебя.
– Я его знала прекрасно. У меня нет оснований сомневаться в его порядочности.
– Я не говорю о порядочности. Я говорю о той другой жизни, о которой ты не подозревала. Он ведь, по сути, сбежал от тебя. От тебя и от вашего ребенка.
Она закрыла его рот ладошкой.
– Нет, это неправда. Он не сбежал. Здесь что-то другое. И я постараюсь узнать, что же с ним произошло. Раз ты