Однако травка оказывала благотворное влияние на настрой Хэла, да и сама я чувствовала, что мой собственный мирок понемногу играет яркими красками. Я все еще переживала за Джейми, и за Джона тоже, но тревога уже не давила на плечи, а витала над головой тусклым лилово-серым облачком. Точь-в-точь как свинцовый воздушный шарик. Как бы не пришиб ненароком. Я фыркнула со смеху.
Хэл растянулся на матрасе, с каким-то отстраненным интересом наблюдая за мной из-под полуприкрытых век.
– А вы красивая женщина, – чуть удивленно сказал он вдруг. – Хотя и совсем не скромница, – добавил он и хохотнул. – О чем только думал Джон?
Я знала, о чем он тогда думал, но говорить не стала – по целому ряду причин.
Вместо этого полюбопытствовала:
– А что вы имели в виду? Когда говорили о сделке с Господом?
– А. – Он неторопливо смежил веки. – Когда я сегодня утром… подумать только, неужто прошел всего день? Когда я прибыл к генералу Клинтону, меня ждали дурные вести… и письмо. Отправленное несколько недель назад из Нью-Джерси. Мой старший сын, Бенджамин, схвачен повстанцами в Брендивайне, – проговорил он почти бесстрастно. Однако именно что почти: в тусклом свете я все равно заметила, как крепко он стиснул зубы. – Поскольку у нас с американцами нет соглашения по обмену военнопленными, он остается в заключении.
– Где? – встревоженно спросила я.
– Не знаю, – коротко ответил тот. – Пока не знаю. Однако приложу все силы, чтобы выяснить.
– Удачи вам, – от всего сердца пожелала я. – Письмо было от Бенджамина?
– Нет. – Он снова заиграл желваками. – Письмо отправила некая женщина по имени Амаранта Коуден, которая сообщила его светлости герцогу Пардлоу о том, что является супругой его сына Бенджамина и матерью внука, Тревора Ваттисвейда Грея, трех месяцев от роду.
Значит, родился уже после того, как Бенджамин угодил в плен… Знает ли он вообще о ребенке?
– Из-за отсутствия мужа юная миссис Грей оказалась в крайне стесненных условиях, поэтому хотела бы переехать к своим родственникам в Чарльстоне. Ей неудобно обращаться к герцогу за помощью, но состояние ее таково, что выбирать не приходится. Она лишь надеется, что он простит ей дерзость и любезно прислушается к просьбе. К письму она приложила прядь детских волос – возможно, его светлость будет рад такому подарку от внука.
– Господи… – пробормотала я. И, замешкавшись, все же спросила, потому что Пардлоу и сам наверняка об этом думал: – Считаете, она не врет?
Он вздохнул с тревогой и раздражением.
– Почти уверен, что не врет. Девичья фамилия моей супруги Ваттисвейд, но за пределами семьи этого никто не знает. Письмо в кармане, можете сами прочитать, если хотите.
Он кивком указал на шкаф, куда миссис Фигг повесила его мундир. Я махнула рукой, вежливо отказываясь.
– Теперь понимаю, что за сделку вы решили заключить. Хотите жить, чтобы увидеть внука… и сына, разумеется.
Он