Из Эршира, кажется.
Фрэзер в экстазе покачал головой и сел прямо.
– Можете записать мне слова? – почти робко попросил он. – Не буду досаждать вам просьбами спеть еще раз, но мне очень хотелось бы узнать ее целиком.
– Я… конечно, – ошеломленно ответил Роджер.
Впрочем, что страшного, если одно из стихотворений Роберта Бернса станет известным миру чуточку раньше, чем его сочинит сам автор?..
– У вас кто-нибудь умеет играть на бодраме? Исполнять лучше под ритмичный стук.
И он для наглядности побарабанил пальцами по столу.
– Да, да.
Фрэзер, покопавшись в ящике, извлек несколько листов бумаги, большей частью исписанных. Он хмуро пролистал их, выбрал из пачки один и протянул Роджеру, перевернув чистой стороной.
В банке на столе стояли гусиные перья, весьма потрепанные, но заточенные, и медная чернильница, на которую Фрэзер указал широким взмахом.
– Друг моего сына неплохо играет… Жаль, ушел в солдаты.
На его лицо набежала тень.
– Да уж. – Роджер сочувственно прищелкнул языком, при этом стараясь разобрать письмена, слабо просвечивающие с той стороны бумаги. – Присоединился к Горному полку, да?
– Нет, – чуть озадаченно ответил Фрэзер… Проклятье, неужели Горных полков еще нет? – Уехал во Францию наемником. Там лучше платят и реже наказывают плетьми, как он пишет отцу.
У Роджера скакнуло сердце. Есть! Бумага оказалась письмом или страницей из дневника; как бы там ни было, на ней стояла дата. Тысяча семьсот… Дальше это что – тройка? Да, конечно, восьмеркой быть никак не может. Тысяча семьсот тридцать… Потом или девять, или ноль, по бумаге не понять… Но должна быть девятка. Так что получается тысяча семьсот тридцать девять. Роджер с облегчением выдохнул. Итак, нынче октябрь тысяча семьсот тридцать девятого года.
– Да и безопаснее, – сказал он, вполуха слушая Фрэзера, пока выцарапывал по бумаге слова песни. Прошло немало времени с тех пор, как он последний раз писал пером, и буквы выходили кривоватыми.
– Безопаснее?
– Да. В армии, знаете ли, чаще всего умирают от различных хворей. Живут все вповалку, в холодных бараках, питаются одним лишь пайком… Думаю, у наемников свободы побольше.
Фрэзер пробормотал что-то про «свободу голодать», но слишком тихо. Он принялся стучать по столу, пытаясь уловить нужный ритм, а потом негромко напевать приятным тенором, на удивление мелодично барабаня в такт.
Роджер сосредоточился на непростой задаче. Вид бумаги, ее шелест, запах чернил невольно вызывали в памяти образ деревянной коробки с письмами Клэр и Джейми. Он с трудом сдержался, чтобы не бросить взгляд на полку, где она будет стоять годы спустя.
Обычно они с Брианной растягивали удовольствие и читали письма медленно, по одному. Однако, когда Джема похитили, было уже не до подобных забав. Они перерыли всю коробку, проглядели каждый клочок бумаги в надежде увидеть хоть одно упоминание о Джеме – вдруг ему удалось сбежать от Кэмерона и укрыться у бабки с дедом. Увы, о мальчике