спрыгнула вниз, снова сунула ладошку в руку Ивана, и уже через минут двадцать, они нырнули в побуревшую осоку, пробежали вдоль болота и свернули в топь, в самое её сердце. У Ивана захолонуло сердце, но он не стал сопротивляться, страх покинул его.
– Смотри, дядь Ваня, вот она тропка. Узенькая, не сверни. Дойдёшь до дома, дверь запри, два дня не выходи, Богу молись. А там наладится все. Иди.
Иван прошёл пару шагов, обернулся посмотреть на девочку, но её уже не было на тропинке, как будто растаяла в тумане.
Дом Ивана выглядел совершенно брошенным, даже палисадник зарос цыганкой по самые окна, полуоткрытые ставни и калитку увила повилика, сейчас уже жухлая, чёрная. Иван зашёл в ледяные сени, задумчиво потрогал маленький деревянный паровозик, забытый на лавке и вдруг остро и больно понял – только он может спасти их с Татьянкой почти загубленную жизнь. И он это сделает.
Глава 7
На узкой койке, вытянувшись в струнку лежала Татьянка, но если бы Иван не знал, что это его жена, он ни за что бы ее не узнал. Тонкие, как спички руки, зеленоватая кожа, обтянувшая угловатые кости черепа, бугристый лоб, на который бессильно упали влажные пряди поредевших волос. Татьянка смотрела в потолок и чуть шевелила пальцами, как будто пыталась собрать в комочек гладкую сероватую ткань пододеяльника. Но у неё ничего не получалось, руки были настолько слабыми, что не справлялись с натяжением материала, и она корябала его снова и снова, стараясь собрать в складку. У небольшого столика, стоящего у окна палаты копалась сутулая бабка в белом халате, похоже готовила капельницу, брякала чем-то металлическим об стеклянный бок здоровенного флакона.
Иван на негнущихся ногах подошёл к кровати, несмело уселся на облезлый табурет, посмотрел на жену.
– Танюш. Татьянка. Я пришёл, глянь на меня.
У Татьянки не дрогнуло ничего в лице, даже ресницы оставались неподвижными, не затрепетали. Она все так же смотрела в потолок, как будто искала в нем что-то, известное ей одной.
– Не слышит она тебя. Никого не слышит. Не жилица. Прибрал бы Господь, что мучать девку. Вон, искололи всю, места живого нет. Подвинься в сторону, капельницу пора ставить.
Старуха двинула Ивана локтем, да так, что он чуть не свалился с табурета, подтащила ободранную стойку, на которой болтался флакон, и затянула хрупкую руку Татьянки жгутом. Синие вены, похожие на проволочки вздулись, бабка ткнула иглой и отпустила жгут. Татьянка даже не пошевелилась, лежала бревнышком, как будто и вправду уже умерла.
– Ты мужик её? Долгонько тебя не было, вон жена на нет сошла. Всё вы одинаковые, кобели.
Бабка пошла было к дверям, но остановилась, обернулась.
– Помрёт не сегодня – завтра баба твоя. Никто не знает чего с ней. Догорает, как свечка и болезни, вроде нет никакой. Ох, Господи….
Старуха скрылась за дверью, Иван посидел ещё с четверть часа, потом поднялся и, сгорбившись, как старик, побрел к выходу. Надо было ещё успеть на последний автобус, а то до единственной гостиницы на другом конце городка,