овленном сроке" было воспринято ими сначала с насмешкой, а затем с ужасом, но, несомненно, именно сильная вера, которую мы, британульцы, питали к этому учению, привела к нашему отделению. Ничто не могло стать более успешным, чем наши попытки жить в одиночестве в течение тридцати лет, в ходе которых мы оставались самими собой. Мы не отказывались от долгов, как это сделали некоторые из наших соседей, и не предпринималось никаких попыток к построению коммунизма, как это было в других случаях. Мы были трудолюбивы, довольны и процветали; и если метрополия вновь поглотила нас, в соответствии с тем, что я не могу не назвать малодушным поведением некоторых из наших старейших британульцев, то это произошло не из-за какой-либо неудачи со стороны острова, а из-за оппозиции, которая оспорила Установленный срок.
Я думаю, что должен начать свой рассказ с объяснения понятным языком некоторых очевидных преимуществ, которые будут сопутствовать введению Установленного срока во всех странах. Что касается закона, то он был принят в Британуле. Его принятие было первым вопросом, что обсудила наша молодая Ассамблея, когда мы стали самостоятельными, и хотя по этому поводу возникали споры, ни в одном из них не было высказано возражений против системы. Я сам, в возрасте тридцати лет, был избран спикером этой Ассамблеи. Но, тем не менее, я смог обсудить достоинства законопроектов в комитете, и сделал это с некоторым энтузиазмом. С тех пор прошло тридцать лет, и мой срок приближается. Но я по-прежнему энергичен, как и всегда, и уверен, что доктрина в конечном счете восторжествует над всем цивилизованным миром, хотя я признаю, что люди еще не созрели для этого.
Установленный срок уже обсуждался настолько подробно, что мне практически не нужно объяснять его принципы, хотя его преимущества могут потребовать нескольких слов аргументации в мире, который в настоящее время не поддается его очарованию. Она заключается в полном устранении страданий, слабости и жалкого маразма старости путем заранее оговоренного прекращения жизни тех, кто в противном случае стал бы стариком. Нужно ли объяснять жителям Англии, для которых я в основном пишу, насколько велики эти страдания и насколько велика стоимость той старости, которая не в состоянии в какой-либо степени обеспечить свои собственные потребности? Мы, британульцы, утверждаем, что такая старость не должна быть допущена. Ее следует предотвратить, в интересах как молодых, так и тех, кто становится старым, когда он вынужден жить после окончания времени трудов. Человечество совершило две ошибки по отношению к своей собственной расе, – во-первых, позволив миру быть обремененным постоянным содержанием тех, чьи заботы должны были прекратиться, и чьи проблемы должны были закончиться. Разве не то же самое говорит Псалмопевец: "дние лет наших в нихже седмьдесят лет, аще же в силах, осмьдесят лет, и множае их труд и болезнь". И второе – требование к тем, кто остался – жить бесполезной и мучительной жизнью. Обе эти ошибки произошли от непродуманной и необдуманной нежности, – нежности к молодым, не призывающей их обеспечить достойный и комфортный уход в вечность своих предков; и нежности к старикам, чтобы человек, когда он не обучен и не знает добра и зла, не захотел покинуть мир, для которого он не приспособлен. Но такая нежность не более, чем непростительная слабость. Статистика говорит нам, что достаточное пропитание старого человека обходится дороже, чем пропитание молодого, – так же как и уход, питание и воспитание еще неокрепшего ребенка. Статистика еще говорит нам, что нерентабельные дети и не менее нерентабельные старики составляют треть населения. Пусть читатель задумается о том, какое бремя лежит на плечах всего мира. К ним следует добавить всех, кто из-за болезни не может работать, а из-за безделья – не хочет. Как может процветать народ при таком бремени? И ради чего? Что касается детей, то они, безусловно, необходимы. Их нужно кормить, чтобы они могли хорошо трудиться, когда придет их время. Но для чьего блага старики и дряхлые люди должны поддерживаться среди всех этих бед и несчастий? Если бы в нашем парламенте был хоть один человек, способный показать, что он может разумно желать этого, законопроект не был бы принят. Хотя для меня политико-экономический взгляд на этот вопрос всегда был очень сильным, облегчение, которое должно быть принесено пожилым людям, было единственным аргументом, на который нельзя было возразить.
Некоторые из тех, кто выступал против нашего движения, утверждали, что самим старикам это не понравилось бы. Я никогда не был уверен в этом, да и сейчас не уверен. Когда колония привыкнет к системе Установленного срока, старые привыкнут так же, как и молодые. Следует понимать, что для них должна была быть подготовлена эвтаназия, и скольких живущих ныне людей ожидает эвтаназия? И они ушли бы с полным уважением всех своих сограждан. Кому из них выпал такой жребий? В последние годы своей жизни они должны были быть спасены от любых ужасов нищеты. Скольким сейчас не хватает удобств, на которые они не могут заработать сами? И у них не возникло бы унижающего чувства, что они являются получателями благотворительности. Они были бы подготовлены к уходу на благо своей страны, окружены всеми удобствами, необходимыми в их возрасте, в специальный колледж, содержащимся за государственный счет; и к каждому, по мере приближения счастливого дня, относились бы с еще большим уважением. Я сам тщательным образом изучил