И лекарства буду приносить. Сладкие!
И Пашка улыбнулся обезоруживающей открытой улыбкой. И нельзя было устоять, чтобы не улыбнуться ему в ответ. Только улыбка у Алины получилась жалкая. Она это поняла, и ей сделалось очень стыдно, и тогда девушка прижалась к Пашкиной груди, уткнулась ему лицом в свитер и… заплакала. Горько, навзрыд, как когда-то плакала в детстве, когда соседская собака разорвала ее любимую куклу. Так Алина не плакала, наверное, с тех самых пор. А Пашка осторожно гладил ее по волосам и ничего не говорил. И не надо было говорить, просто Алине надо было выплакаться. Слишком много там внутри накопилось слез. Так много, что от них можно было сойти с ума.
Старые ходики на стене привычно отматывали секунду за секундой. Пашка смотрел на них и думал, что вот еще пять минут, ну ладно, еще десять минут, и все, пора уходить. Не хотелось, но уходить надо.
А в подворотне у дома напротив в темноте стоял человек в пальто с поднятым воротником. Он придерживал воротник возле носа и не отрываясь смотрел на окна квартиры Викуловой. Там, за стеклом, заклеенным газетами вместо занавесок, трепетал огонек печки. Там уютно светила керосиновая лампа. И от этого еще больше хотелось шмыгать носом и топать ногами по скрипучему снегу. Ноги у человека застыли, да и по спине, несмотря на то что пальто было на ватине, тоже пробирался холодок.
Скрип снега под ногами выдал приближение человека. Мужчина поднял лицо над воротником и прислушался. Из-за угла появился мужчина в старом ватнике и солдатской шапке с выгоревшим следом от звездочки на лбу. Человек в ватнике подошел и встал рядом, глядя на освещенное окно.
– Ну что?
– Еще не легли, – буркнул человек в пальто и снова сунул нос в воротник.
– Ты, главное, не проворонь, когда он выйдет. Может, и не лягут сегодня.
– А чего ему выходить. Теплая девка под боком. Самый сок. Я бы не ушел.
– Болтай больше, – строго сказал второй в ватнике. – Девка, почитай, в трауре по отцу, а ты мелешь. Не проворонь!
Глава 2
Касса была в самом деле недалеко от помещений, которые на заводе занимало конструкторское бюро. Это Шелестов отметил сразу. Гудели голоса, работали чертежники за стеклом, шумно обсуждались в накуренной комнате какие-то технические решения. В испытательную лабораторию покатили на медицинской каталке какие-то приборы. Шелестов со всеми раскланивался, пожимал руки. На расспросы, как дела на 381-м заводе, с которого, по легенде, они с Васильчиковым приехали, отвечал больше сам инженер Васильчиков. Шелестов только отделывался общими фразами и уверенными междометиями.
В кабинете главного инженера было тоже страшно накурено, и тот, извинившись, подошел к окну и открыл настежь форточку. Из форточки сразу полетели в комнату серебристые кружащиеся снежинки. «А ведь скоро Новый год, – подумал с грустью Шелестов. – Такой праздник, любимый в нашей стране всеми, от мала до велика. И снова он без особой радости, ведь столько горя вокруг. Хотя нет, у людей на улице, да