чем ты? – (Я многозначительно смотрю на него.) – Тебе что-то чудится, Ферн. Я в порядке.
– Я не слепая. Что с тобой? Есть что-то еще, кроме… – Я неопределенным жестом показываю на все вокруг нас, словно говоря: «Кроме общего состояния мира?»
– Не думай, что так уж хорошо меня понимаешь, – огрызается Олли.
– Но я вот о чем, – не отстаю я. – То, как ты себя ведешь…
– Отстань, Ферн! – бросает Олли и прибавляет шагу.
Я не пытаюсь его догнать и не собираюсь извиняться. Что-то действительно не так, и я боюсь, что, если я ничего не выясню, это поглотит моего брата. Но как только я решаю не догонять его, так сразу об этом жалею. Я теперь одна на улице, и хотя эта часть Лондона более безопасна, чем большинство других, влияние Мидраута все же сильно. Несколько мужчин ошиваются возле закусочной, торгующей навынос, они наливаются пивом и подшучивают над прохожими. Потом один из них сосредоточивается на мне – и на моих шрамах от ожогов, – и я понимаю, что мне грозят неприятности. Он лениво подается вперед, загораживая мне дорогу. Я делаю шаг в сторону. Он тоже. Я шагаю в другую сторону. Он повторяет мое движение. Его приятели включаются в игру, подбодряя его.
– Не будь такой сердитой, милая!
– Она недотрогой прикидывается.
– Я просто хочу пройти дальше, – говорю я как можно тверже.
– Ну разве тебе не хочется поболтать? Ты ранишь мои чувства, – ухмыляется мужчина.
– Эй, отстань от моей сестры!
Это Олли, он отталкивает мужчину и тянет меня за собой. Он излучает… не ярость, хотя и нечто похожее. Силу. Он излучает силу. Это версия его Иммрала, что проявляется в Итхре, внезапно понимаю я. Это тот вид силы, которой обладает здесь Мидраут: способность приказывать другим, властвовать над ними или разжигать толпу. Это то, что начинало проявляться во мне, перед тем как у меня был отобран Иммрал.
– Да мы просто шутим, – отвечает мужчина.
– Идем! – Я дергаю Олли за руку.
Мне хочется одного: поскорее добраться до дому.
– А нас вроде как заинтересовало ее личико, – бормочет один из хулиганов.
Олли уже поворачивается к нему, но я его опережаю. Может, у меня и нет больше Иммрала, но хук справа все так же хорош. И я этим пользуюсь, вкладывая в удар весь свой гнев, и впервые после утраты силы ощущаю, что далеко не все потеряно.
Мужчина отшатывается, скорее от потрясения, нежели от боли. Дружки кидаются к нему, а я тащу Олли прочь, и мы бежим как можно быстрее в боковую улочку, пока не убеждаемся, что за нами не гонятся.
– Это было потрясающе! – выдыхает Олли, когда мы замедляем шаг.
Во мне еще бушует адреналин. Я разбила костяшки пальцев и, скорее всего, пожалею об этом позже. Но месяцы, нет, годы сдерживаемой ярости из-за того, насколько несправедливо со мной обходились Мидраут, Дженни, Клемми, папа и даже Олли, – все выплеснулось в тот единственный момент.
– Я не набралась бы достаточно храбрости, если бы ты не вернулся, чтобы помочь, – говорю я.
– Ну ладно, прежде всего, ничего