больше, ошибкой меньше. Дело не в количестве ошибок, а в умении их вовремя исправлять. Здесь я уж поднаторел.
– Похоже, ваша вся жизнь – сплошная ошибка.
– Что вы знаете о моей жизни? – сквозь зубы процедил я. Эту дамочку я уже почти ненавидел. – Зато про вашу я могу многое рассказать. Подобные вам встречались, к сожалению, в моей жизни. И, к сожалению, с каждым годом встречаются все чаще.
– Подобные мне? Это уже интересно.
– Напротив, это неинтересно вовсе. Настолько неинтересно, что я с вашего позволения я поспешу откланяться.
– Вы же, насколько я знаю, пришли зарабатывать деньги. И насколько я понимаю, вас не волнуют хозяева.
– Хозяева? – я презрительно усмехнулся. – Вы… Вы – хозяева?! Кто вам сказал?! Кто?!
– Раз вы позволили себе прийти сюда, значит вы с этим согласны. Или вы мне сейчас начнете рассказывать о своем безвыходном положении? Может, оно и без выхода. Но… Разве не вы допустили все это? Разве не вы избрали для себя такой путь. Не оставив другого выбора: либо кланяться хозяевам, либо тихо умирать. Ведь третьего не дано.
Мне определенно не нравился такой разговор. Не нравился ее язвительный тон. Ее невозмутимость и спокойствие. И если минуту назад мне хотелось во что бы то ни стало ее разозлить, то теперь захотелось поскорее сбежать. От ее ироничных слов, от ее серьезного взгляда, от ее близости, которая волновала и отталкивала одновременно. И я бросился к выходу. Но тихий умоляющий детский голос заставил остановиться.
– Кирилл, пожалуйста, не уходи.
Я оглянулся и столкнулся взглядом с Котиком. Он стоял, прислонившись к дверному косяку соседней комнаты. Похоже, что он все слышал.
– Ты же обещал научить меня музыке. Ведь обещал, правда?
Это было правдой. С некоторых пор неустроенность жизни превратила меня в мнительного и неуверенного типа. При чем тут Майя, при чем ее муж, при чем в конце концов хозяева и слуги? Все гораздо проще. Я пришел научить музыке одного неплохого рыженького паренька. И я остался.
Уже в детской Котик сказал.
– Она не такая… Честное слово, Кирилл. Она не такая. Она добрая. Просто она все время от кого-то защищается.
О доброте Майи я бы поспорил. Но только не с ее сыном.
– Конечно, Котик. Я знаю, что твоя мама добрая. Я знаю.
– И еще… Можно вас попросить… Не обижайтесь, если она вас станет обижать. Хорошо? И, пожалуйста, не уходите…
– Неужели ты вдруг влюбился в музыку? – я потрепал мальчишку по рыжей шевелюре.
– Пока еще нет. Но… Но вдруг случится?
– В таком случае, с чего начнем? И каков ваш, молодой человек, запас знаний?
– Поиграй, Кирилл, что-нибудь. Ну, как бы для вдохновения.
Скорее всего, мальчишка лукавил. Ему явно не хотелось заниматься. Но взглянув на его печальное, не по-детски серьезное лицо, я сдался. И опустил руки на клавиши. И заиграл «Лунную сонату» Бетховена. Мне показалось, что именно эта музыка сейчас наиболее подходящая… Я воображал себя перед огромной аудиторией и постарался передать и печаль лунной ночи, и трагедию не наступившего утра,