молочная – из груди, две прозрачных – из глаз.
– Ух ты! – не удержалась Лена.
Разделавшись с одной грудью, акушерка то же самое проделала со второй.
– Клавдия Петровна! Умоляю: не говорите врачам!
– Да как же я могу? А вдруг с тобой что случится?
– У меня муж – врач, я сама диплом получу через полгода. Пожалуйста, молчите! Если меня тут хоть на сутки задержат, всё может плохо кончиться и для меня, и для ребёнка.
На следующий день Манечку принесли на кормление вместе со всеми. В палате пахло молоком. Раздавалось сладкое чмокание и ласковое воркование мамочек над птенцами…
В одном из промежутков между важными занятиями Ириша, наконец, разобрала сообщения, которые передавал Серёжа вместе с гостинцами. Он каждый вечер после работы приезжал из родного города за шестьдесят километров и являлся под окно. Больше всего записок было от него: о том, как он любит обеих. «Это он ещё не разглядел сквозь мутное стекло третьего этажа мою “красоту” с глазами вампира!» Вот открытка от мамы – бестолковая, сумбурная, радостная. Гневная записка от Галочки: «Я же говорила, что родишь в поезде!» Телеграмма: «Поздравляю рождением дочери Надя Казанцева».
– Надя Казанцева – это кто? – вырвалось вслух.
– Может, родственница?
– Нет у меня в родне Надежд.
– Подружка?
– И подружек тоже…
– Тогда – подружка мужа!
Палатные соседки потешались над Иришей до вечера. А та мучилась над вопросом: кто такая – эта Надя Казанцева? Про Серёжу думать плохо она не могла. Но всё же… Поздно ночью, когда палата уже погрузилась в сон, её осенило:
– Я вспомнила! Надя Казанцева – это моя соседка по общаге!
– У тебя мозги молоком залило? – изумилась Нина. Лена покрутила пальцем у виска.
– Да мы её с первого курса Кнопкой зовём: маленькая, как Дюймовочка. Имя-то напрочь забылось!
– Кончайте хихихать! – заглянула дежурная медсестра. – Всё отделение перебудите!
На следующую ночь их палата опять отличилась…
Всё дело было в последней капле, которой требовала заканчивать бесконечные сцеживания совместительница-эсесовка.
Вот именно эту последнюю каплю они никак не могли добыть. В тот вечер молокодобытчицы проваландались до двух ночи. Уснули мгновенно. Что явилось сигналом к пробуждению, впоследствии не смогли установить. Может, медсестра заглянула в палату просто так, для порядка. Может, кому что приснилось. Но только в три часа ночи дежурная увидела свет из-за двери, поспешила к нарушителям режима и… опешила: четыре женщины сидели, молча, на кроватях. На встрёпанных волосах – наспех повязанные косынки. На лицах – маски. Груди, перемазанные зелёнкой, обнажены.
– Вы чего? – растерялась медсестра.
– Детей ждём, – четыре пары заспанных глаз бессмысленно таращились на неё.
– Три часа ночи!
Четверо потерявшихся во времени также молча повалились на подушки. В косынках и масках. Смех оставили на утро.
На восьмой день у Ириши