Все и девочка. Владимир Авдошин

письмо: так и так, я заболел, врач сказал быть дома, извини, на море не приеду.

      Тогда я побежала к матери:

      – Где та путевка, которую тебе давали в Тбилиси?

      – Я уже её отдала. Ты же сама просила.

      – Просила-просила, а теперь перепрашиваю. Чтобы была путевка в Тбилиси и побыстрее. Не затягивай.

      Мать, как опытный руководитель сказала:

      – Ну ладно.

      Но только она знала, что стоит за этим «ну ладно». Она всем говорила – и начальству, и в семье, и самому дорогому человеку – дочке, всегда говорила одно и то же, если не пролезало – «ну ладно». А уж достигала она этого большой кровью и терпением.

      Мы поехали в Тбилиси. И я, как дурочка, побежала по адресу и спрашиваю у ворот какую-то Котэ Махарадзе, впервые себя настраивая на сострадание:

      – Где тут Арно живет?

      Вхожу в указанный двор, а там мой Арно, ну просто – мой Арно, искрящийся своим здоровьем, дурачится с другими москвичками в тех же самых словах, что и со мной.

      Не знаю, как я на него смотрела. Ты что же делаешь, паршивец, с моей первой любовью? А где же твои обещанные слова? И что это всё значит? Распутство?

      Он не выдержал мой взгляд. Побежал, как наивный барашек, с какой-то просьбой к Котэ Махарадзе в дом, а она ему: «Что же, сын, к тебе гости, а ты и на стол ничего не поставил?»

      Я обиженно развернулась и ушла со дора, не зная еще, что в этом возрасте человек многих партнеров награждает орденом первой любви. И пока он её, первую любовь, не выберет, он так и будет колебаться – какая же у него все-таки любовь первой была?