к Тараску, а Ламбега девица повела туда, где виднелось озеро. По мере их продвижения вода словно бы отступала, и вот они очутились у больших ворот, которые раскрылись перед ними, и Ламбегу так и невдомек было, что же стало с озером.
Богорден[44] бурно радовался встрече со своим дорогим учителем; но Лионель, не видя Фарьена, был сильно раздосадован и ушел в другую комнату, не говоря ни слова. Там он увидел девицу, которая вывела их из Ганна. Сарейде перевязывали рану, полученную ею, когда она кинулась между Клодасом и Лионелем. Он явно удивился при виде ее изъяна; ведь когда они выходили из королевского дворца, была ночь, и он ничего не заметил.
– Э, сударыня, – сказал он, – эта рана изрядно вас обезобразила!
– Правда, Лионель? А вы не думаете, что тому, из-за кого я ее получила, стоило бы поблагодарить меня?
– Он должен ценить вас превыше себя самого. Он должен отдать вам все, что вам угодно будет потребовать.
– А если бы меня так изуродовали из-за вас?
– Тогда бы я любил и слушался вас больше всех на свете.
– Ну что же, я очень рада, ведь это был удар от меча Клодаса, когда я бросилась между ним и вами, выходя из его дворца.
– О! сударыня, можете положиться на меня: вы куда более заслуживаете быть моей наставницей, чем Фарьен; ведь я его так любил, а он ко мне не пришел, хотя и мог догадаться, как грустно мне без него. Да, стань я владыкой целого мира, пусть бы он правил им наравне со мною. Но теперь я вас одну хочу любить и слушаться, ведь вы подвергли опасности свою жизнь, чтобы уберечь мою.
Растроганная девица не могла сдержать слез. Она обняла дитя и расцеловала его в лоб, в глаза, в губы. В этот миг Ламбег открыл дверь и преклонил колени перед Лионелем:
– Дорогой сир, как вы тут жили с тех пор, как мы потеряли вас из виду?
– Плохо, – ответил юнец, – но теперь мне хорошо; я забыл все свои печали.
Девица все еще держала его в объятиях.
– Любезный сир, – продолжал Ламбег, – поклон вам от моего дяди, вашего наставника.
– Он мне больше не наставник. Вот вы к нам вернулись, вы и впрямь наставник моего брата Богордена; а я теперь повинуюсь этой госпоже. Но расскажите все-таки, как живется Фарьену.
– Слава Богу, сир, он в добром здравии; но ему пришлось нелегко.
И тут он поведал обо всем, что с ними случилось со дня их разлуки: об осаде башни, о бунте баронов и горожан Ганна, о пленении Клодаса.
– А Дорен, – спросил Лионель, – он отошел от удара, нанесенного моим братом?
– Отошел, – засмеялся Ламбег, – туда, откуда на него уже не пожалуется.
– Он умер, вы говорите?
– Да, я видел его тело в гробу, окоченелое и безжизненное.
– О! если так, я уверен, что верну свое законное наследство. Дай Бог Клодасу прожить подольше, чтобы он успел уразуметь, какова расплата за похищение чужих земель!
Всех изумили эти гордые слова. Затем Ламбег разъяснил юноше, что Фарьен не может выйти из башни, пока не убедит жителей Ганна, что