налила немного вина себе в бокал.
– «Пино», – определила Сандра, – кажется, орегонское.
– Не строй из себя эксперта! – Мое терпение иссякло.
– Я и не строю.
– Ты прочитала это на этикетке!
– Я не смотрела на нее!
– Это невозможно, – констатировала я. Еще одна чертовски раздражающая штука – мы не можем выбирать, что видеть, что чувствовать, что слышать. Мы просто всегда видим, чувствуем и слышим.
– Не хочешь присоединиться, Минна? – предложила Кэролайн.
– Нет, лучше не надо, – ответила Минна.
– Бери бокал, ты выглядишь так, как будто тебе нужно выпить.
– Пожалуй, я возьму, – сказал Трентон.
Кэролайн смерила его взглядом своих огромных, водянисто-голубых глаз.
– Не смеши меня, Трентон. Принесешь мои сумки из машины? Они в багажнике.
– Почему я должен это делать? – проворчал он, но тем не менее встал и направился к двери. Движения его были нелепыми и дергаными – он был, как ожившее пугало, которое вынуждено учиться ходить. Трентон делал большой шаг вперед, а затем слегка скользил назад, шаркая по полу.
Трентон. Мой прекрасный, грациозный, идеальный Трентон.
Он вышел на улицу, и Минна подошла к кухонному столу и налила себе вина в бокал. Она была сантиметров на десять выше матери и гораздо стройнее, но тот факт, что Минна осветлила волосы, делал ее сходство с Кэролайн более разительным. Они были как две версии одной картины: Минна – современная графика, ее мать – акварель.
– Где Эми? – спросила Кэролайн.
– Наверху, – сказала Минна. И добавила после паузы: – Хочет знать, куда делся дедушка.
– Это нормально. – Кэролайн снова отпила, но в этот раз не очень осторожно – вино разлилось, и бокал теперь был полон менее чем наполовину. Она присела за стол, крутя его в руках. – Наверное, треснул, – сказала она визгливым нервным голосом, прежде чем снова наполнить его до краев.
На пару секунд на кухне воцарилось молчание. Затем Минна сказала:
– Так странно снова вернуться сюда. Это место выглядит…
– По-другому?
Минна покачала головой:
– Нет. Таким, как и прежде. Вот это-то и странно.
Она протянула руку к маленькой свинке – фарфоровой солонке, одной из многих, купленных Ричардом Уокером.
– Зачем он хранил весь этот мусор?
– Ты же знаешь, – Кэролайн отхлебнула еще вина, – твой отец не любил расставаться с вещами.
Она сказала это с болью в голосе.
Ричард Уокер был коллекционером. Он привозил расписанные вручную пепельницы из Мексики и бусы из Гватемалы, статуэтки Будды из Индии и дешевые плакаты из Парижа, которые он развешивал в своем кабинете рядом с работами Энди Уорхола. Он коллекционировал монетки и часы из других стран, дешевые венецианские маски и эскимосские предметы искусства, а также кружки, брелоки и магнитики.
Минна ходила по кухне кругами, как зверь в клетке.
– Хлам, хлам, хлам, хлам, – приговаривала