для явлений наше познание может иметь нормативное значение согласно результатам трансцендентальной эстетики, но что, с другой стороны, из восприятий, которые всегда имеют лишь случайную действительность, никогда не может возникнуть наука, которая должна состоять из необходимых и общих положений, и таким образом получается второе определение, которое более точно, чем первое, схватывает природу в более узком смысле как воплощение всех объектов опыта. Теперь, однако, все наши априорные законы природы относятся к закономерности изменений в природе; таким образом, результат закономерности хода природы является формальной стороной нашего знания о природе, подобно тому как время и пространство были формой для всей чувственности.
Таким образом, мы приходим к вопросу: «Как возможно необходимое единообразие вещей как объектов опыта?». И в этом исследовании нельзя не восхититься мудрой умеренностью, с которой Кант, с одной стороны, удержался от опасности придать формам сознания какое-либо материальное содержание a priori и тем самым открыть новую онтологию, но, с другой стороны, избежал еще более рискованной перспективы, что, несмотря на априорные формы разума, в которых осмысляются и которыми определяются чувственные восприятия, познание может оставаться чисто субъективным, как и в первом издании, и таким образом на место эмпирического индивидуализма Юма, который не лучше подходил для того, чтобы сделать возможным естествознание, был выдвинут именно этот идеалистически-критический индивидуализм.
Чтобы преодолеть эту трудность, Кант разделяет перцептивные и эмпирические суждения, на оба эти класса делит синтетические суждения. Перцептивные суждения имеют только субъективную действительность; относительно одного из моих перцептивных суждений я не могу требовать от других людей, чтобы они в любое время поступали так же, как я; для моего практического действия и для данного момента мне может быть очень важно, чтобы я поступал так, а не иначе, но для меня существует только отношение двух объектов восприятия, и я могу в любое время без противоречия думать, что у другого человека другие ощущения, следовательно, и другие объекты восприятия, чем у меня. Тогда другой человек не может лишить меня моего суждения, но, с другой стороны, я не могу убедить его в истинности содержания моего восприятия; суждение может хорошо вписываться в рамки моего субъективного опыта, но оно никогда не может стать частью объективного опыта.
Совсем иначе обстоит дело со вторым классом эмпирических суждений. Они конкретно отличаются от предыдущих, поскольку накопление количества перцептивных суждений, каким бы большим оно ни было, никогда не может стать опытом, и даже на мыслимо большом их количестве нельзя надежно возвести здание науки. «Не следует, как это обычно представляют, сравнивать достаточное для опыта количество восприятий и объединять их в одном сознании посредством суждения;