локона тихо к губам приложу…
Мы в предгорьях ночи,
И уже к видениям восхожу, —
Я тебе о звёздах моих расскажу,
Если ты захочешь…
Часовой
Цепи племён иных, века и страны
Проходят по мосту,
И пропускает мимо караваны
Хранитель на посту.
Меня не сдвинуть никакою силой,
Хоть невелик мой рост. —
Зажглись уж надо мною два светила,
И волхв я этих звёзд.
Ночь, – очертаний не коснусь рукою.
Мир умер или спит…
И от земли до неба – над рекою
Встаёт горящий шпиль.
И сладостно от жизни отрешиться,
Преград нет на пути…
Душа моя распластанною птицей
В фонтане искр летит…
Амур и Психея
Ты был таинственным принцем
И спал очарованным сном,
А я над кудрями твоими склонялась с лампадой.
И капля, упав на чело,
Кровавый оставила след… —
Светильник в руке моей был совершенно не к месту.
Потом я искала тебя,
Скитаясь в мире огромном;
Пришлось босиком по камням мне идти и изведать, что значит боль.
А прежде я знала лишь радость
И нежность, и светлый полёт,
И трели рождались в горле моём на рассвете…
У пропасти на краю
Лишь вспомнила я о тебе,
Но нас уже разделяли высокие горы.
Не сможет неверность моя
Преграды преодолеть,
Дойти до тебя сквозь сложные испытанья…
Уж много веков прошло,
Забыли люди о нас…
Когда мне грустно, шепчу себе в утешенье:
Когда-то, давным-давно,
Мы жили в других телах,
И звали древние нас – Амур и Психея…
В очарованных краях
«Вьётся и вьётся, всё вдаль, тропинка…»
Вьётся и вьётся, всё вдаль, тропинка,
Смотрит задумчиво лес…
Божье дыхание в каждой травинке
И тишина небес. —
Так уж даровано: жизнь земную
Мерить весь век по той,
И созерцать, и жалеть, любуясь
Мира Его красотой;
Раны и грусть за плечами оставив,
К свету сделать шажок…
(Боже, зачем меня в мир поставил —
С клавишною душой?!)
Лиственное проникнет кружево
Солнечный луч – и вновь
Душу мою осенит незаслуженно
Милость Его и любовь…
«На розовеющей лесной заре…»
На розовеющей лесной заре,
В предутренние робкие часы
Ты мастеришь жемчужную свирель
Из капелек невысохшей росы.
Протянуты над берегом речным
Ив-вышивальщиц узкие персты…
Смотри, как дольний мир невозмутим,
Как отражения его чисты!
В объятьях замершей на цыпочках души
Младенцев