угли, выкатывая из-под них спёкшиеся комки глины с зайчатиной внутри.
– Держи, – подкатил он один из комков эльфу. – Так сказать, второе блюдо. Не хуже, чем у Синего носа. Вина глотнёшь?
– Давай, – Эарендил принял бутыль и глотнул из горлышка. – Что за дрянь? Ты, что, не мог прихватить вино получше? Это же дешёвое пойло!
– Что под руку подвернулось, – забрал бутыль назад гном. – Ещё мне кражу предъявляет, а сам не доволен, что я не то украл. Ты с собой разберись, сначала, прежде чем на других наезжать. Не нравится – не пей. А мне и такое пойдёт.
– Ну, не знаю, – эльф разбил спёкшийся в углях комок и извлёк изнутри парящее и изумительно пахнущее мясо. – Как по мне, так гадость редкостная.
– Вечно вы, остроухие, придираетесь. Привыкли там, у себя вина из лепестков или пыльцы цветов смаковать. А тут – настоящий мужской напиток.
После еды Камнегрыз допил своё вино, остаток перелил во флягу, натаскал лапника, укрыл его своим плащом и улёгся спать, подложив под голову котомку вместо подушки. Эарендил присел на поваленное дерево, положил лук на колени и превратился в слух. В ночном лесу ничего не увидишь. Темнота имеет свойство скрывать очевидное и, наоборот, создавать из причудливых теней что-то эфемерное и обманчиво реальное. Ночью слух гораздо надёжнее зрения. Никто не сможет совершенно бесшумно подобраться в темноте. Обязательно, или сухой сучок под ногой хрустнет, или трава зашелестит, или листва зашумит, или с еле слышным хрустом промнётся многолетний ковёр палой хвои. А эльфы слушать лес всегда умели.
Эарендил слушал, и жизнь ночного леса разворачивалась перед ним, словно открытая книга. Вот, где-то недалеко, нерешительно перетаптывается олень. Ему хочется пить, но возле привычного водопоя расположились люди, и он разрывается между страхом и желанием напиться. А там заяц стремглав летит через кустарник, спасаясь от лисьих зубов. Зашуршали мыши в корнях старой сосны, а сова, присев на ветку, ждёт, когда они потеряют осторожность и высунутся из норы. Костёр ослабел, и пламя стало затухать, слабо пробиваясь наверх отдельными немощными языками пламени сквозь угли, покрывающиеся седым налётом. Эльф поднялся, чтобы подкинуть дров, и вскрикнул, увидев у костра призрачную фигуру.
– Граф Триспи? – наконец, смог вымолвить он. – Что вы тут делаете?
– Прошу прощения, что напугал вас, – церемонно раскланялся призрак. – Поверьте, я не имел на это никакого намерения.
– И, всё же, – поняв, что опасаться, вроде бы, нечего, не совсем вежливо поинтересовался Эарендил. – Что вам надо?
– Вы знаете, я решил сопровождать вас в вашем предприятии, – радостно, словно благую весть, сообщил Триспи.
– Даже так? Вы решили. А поинтересоваться нашим мнением не судьба?
– А, вы – против? Интересно знать, почему?
– Ну, во-первых, вы даже не знаете цели нашего путешествия.
– Ошибаетесь, юный эльф. Для призраков не бывает тайн. Особенно, если они незримо присутствуют во время ваших разговоров.
– Так, вы нас подслушивали?
– Ну, если, немного. Я же не виноват, что вы разговаривали