нас с тобой. У него руки по локоть в крови. Благодаря ему Сайн-стрит теперь стёрта с лица земли.
Сайн стрит. Сайн стрит… Джейн прижала руки к внезапно заломившим вискам. Что-то вертелось в памяти.
– Что с тобой? Тебе плохо? – Фредерик участливо склонился к ней.
– Нет. Ничего страшного. У меня бывает. Скоро пройдёт. – Она облокотилась на ствол дерева и прикрыла глаза. Если попытка вспомнить приносит такую боль, зачем тогда вообще вспоминать? И всё-таки она пыталась раз за разом. Если бы не ощущение того, что она забыла что-то важное, Джейн сдалась бы. Ведь дядюшка достаточно много рассказывал ей и о родителях и о её прошлой жизни, о том что она любила или не любила, с кем дружила или наоборот враждовала. Но ей жизненно необходимо было именно вспомнить. Потому что ей казалось, что с этими воспоминаниями к ней вернётся частичка себя.
Приступ скоро прошёл. Она продолжила болтать с Фредериком. И всё-таки прежней радости и лёгкости уже не было. Интересно, остался кто-нибудь из тех, кто помнил её семью? Дядя уверял, что та ночь унесла всех. Тем более если была уничтожена целая улица. Но если покопаться, поискать? Возможно, с помощью своего нового дара, она сможет увидеть. Возможно…
Тобиас
– Мне не нравится компания, с которой ты связался. Неужели ты не видишь, что теперь общаешься с теми, кого раньше терпеть не мог?! Чем отличается Бенджамин от твоих новых друзей?
Она стоит, поджав губы, с гордо поднятой головой в своём новом платье, такая красивая, что у Тобиаса захватывает дух, и он не сразу находится с ответом.
– Они понимают меня. И принимают, как своего.
– Но ведь я тоже тебя понимаю.
– Ты – не то!
– Как это? – Девочка поворачивает голову и в её глазах настоящее изумление. Ему физически становится больно от её боли. Он отдал бы всё, чтобы она никогда не узнала боли и вот сам причиняет ей боль. И всё-таки он молчит. Только упрямо ковыряет землю мыском ботинка.
Она смотрит на него, долго. Потом вздыхает и отворачивается. Ему даже кажется, что он слышит всхлип. И не выдерживает.
– Кэти, прости! Прости меня пожалуйста!
Он пытается взять её за руку, но она вырывает руку и отворачивается.
– Кэти! Ну хочешь я встану на колени, чтобы ты меня простила? – И бухается на колени прямо в весеннюю грязь.
– Перестань! – Она поворачивается к нему и Тобиас видит, как украдкой стирает слезу. – Ну что ты делаешь?!
– Я обидел тебя и нет мне прощенья, – дурашливо уже продолжает он, видя, что она простила.
– Я не могу на тебя сердиться, но ты делаешь мне больно, вот здесь, – и она кладёт руку себе на сердце, совсем не детским жестом.
– Послушай! Посмотри на меня! Я больше никогда не сделаю тебе больно, – Говорит он серьёзно и смотрит на неё. Снизу вверх, стоя на коленях. – И не допущу, чтобы кто-то причинил тебе боль.
– Как ты это сделаешь? – Она смотрит с недоверием. И всё-таки улыбается.
– Я стану твоим рыцарем.
–