сказал – как отрезал. А этот… тьфу! Ни одной медальки, с пятном на лысине, да и годками комбайнер не вышел. Без своей бабы – ни шагу… Перестройку эту удумал… может, вы мне скажете, что это за перестройка такая?
Признаться, у меня появилось легкое ощущение дежа вю.
– Перестройка – продолжение дела Октября. Это когда каждый делает свое дело на своем месте. Честно, добросовестно делает. Вот и вся перестройка, – зевнул я, вспомнив курс истории.
– Вот и в газетах то же пишут… – промямлил бомбила.
– И молча дело делает, – добавил я.
– Молча – так молча, – вздохнул мужик. – А вот у меня случай был…
– Совсем молча, – уточнил я.
Глава 4
"Волга" въехала во двор длинной девятиэтажки, изломанной зигзагом, за что ее прозвали "пентагоном". Не знаю, как сейчас, но в девяностых это был далеко не самый спокойный райончик. Местные пацаны, "городские", регулярно выясняли отношения с "деревенскими" – жителями частного сектора через дорогу. По утрам асфальт краснел кровью. Дикие времена, дикие нравы…
Прокатившись на нейтрале, машина спряталась за голубятней. Николай, воровато оглянувшись, махнул мне рукой. Я вышел из автомобиля и, хрустнув суставами, потянулся.
– Ш-ш, – зашипел таксист. – Не попались.
Я еле удержался, чтобы не рассмеяться. Во дворе – ни души, во всем доме горело всего два окна. Рабочий класс давно уж спит – к чему в шпионов играть? Но… у каждого свои правила. Раз водителю так спокойней – то пусть.
Прокравшись вслед за гидом, я вошел в подъезд. Обычный подъезд обычной девятиэтажки – только матерных надписей на стенах меньше – или пионеры сознательнее современных подростков были, или белили его чаще. Но кнопка лифта оказалась выжженной – с этим все в порядке, традиции оставались незыблемыми. Там, в двадцать первом веке, изобретут единственный способ борьбы с вандалами – кнопки станут металлическими, а не пластмассовыми. "Пластмасса"… слово-то какое древнее! В мое время его окончательно вытеснило понятие "пластик".
Впрочем, мой проводник остановился не у лифта, а у дверей квартиры здесь же – на первом этаже. Он, для верности, еще раз приложил палец к губам и утопил кнопу звонка.
– Кто там? – почти сразу раздался грозный голос, приглушенный дверью.
– Фима, открывай, – прошипел таксер. – Это я, Колян.
– Чего надо?
– Клиента к тебе привел!
Щелкнул замок и в прямоугольнике света появился… черт, да ему бы в фильмах сниматься! Какой типаж! Здоровенный детина, с головой, лысой, как коленка у Роксаны, со свернутым набок носом, ртом, полным золотых зубов. Его голова резко, без излишеств типа шеи, сразу переходила в плечи. Пожелтевшая совковская майка оставляла открытыми волосатые, как у медведя, плечи, позволяя в деталях разглядеть наколки качка. Ей-богу, если и бывает образ бандита всех времен и народов – то это оно!
– Вот, Фима, – виновато улыбнулся Коля. – Человечка к тебе привел. Ему бы…
– Я так думаю, у человечка