мне кажется, что он выпрыгнул бы из окна, как дикий козел, и отправился бы скакать с себе подобными по гигантским валунам, рассеянным по горным лугам, словно отрезанные головы каменных великанов.
Согласно его рассказам о прошлых путешествиях, он преодолел практически весь континент в самую невыносимую погоду: в палящую жару и кусающий мороз.
Мне тоже случалось в прошлом испытать предельные холод и зной, и теперь я предпочитаю умеренный климат здешнего края. Во всех других местах нам с моим чудовищем лучше всего жить в полную силу, в великолепных залах, где не соблюдаются никакие правила, среди богов Олимпа или Асгарда[34]… или Небес, до того как наш друг Люцифер оставил их под властью Бородатого Старца, хозяина Земли.
Мой отрок достаточно религиозен, хоть и по-своему.
Если учитывать его нездоровый языческий аппетит, это противоречие видится мне любопытным.
Он знает, что я изучаю его, и ему льстит мое внимание, как незрелому мальчишке.
Он думает, что когда-нибудь станет важным человеком.
Он еще не в курсе, что уже заработал прозвище, которое наводит панику на полмира.
Джек-потрошитель.
Или… Аттила, вождь гуннов. Влад Цепеш, Иван Грозный. Все они произошли из восхитительного гнилого фонтана человечества, который я боготворю.
Это прославило их. Сделало их бессмертными. Или просто печально известными в широком масштабе.
Я страстно желаю дурной славы, но также стремлюсь к безвестности.
Какое затруднительное положение! Неудивительно, что мне приходится использовать более скромные инструменты.
Бывает, он сворачивается калачиком на полу купе, у моих ног, как огромный косматый горный пес. Он не может даже усидеть в течение долгого времени на диване: этот цивилизованный обычай – непосильное бремя для него.
Было бы забавно попытаться превратить его в джентльмена. Однако это займет больше времени, чем у меня есть. И на самом деле я предпочитаю задачу попроще: превращение джентльмена в монстра. Здесь у меня есть преимущество – как говорится, хороший старт.
Мысль о хаосе, который мы оставили в Париже, заставляет меня улыбаться.
Четыре мертвые женщины – лишь самая малость.
Все равно что несколько капель крови в пруду. Поначалу кажется, что водная масса поглотила цветную добавку. Атомы крови, еще невидимые, распространяются, разносятся до тех пор, пока, незримые, слегка не окрашивают каждую волну, бьющуюся о берег. Любые воды – купели, в которых крестят и рожают, реки и моря, – загрязнены пролитой кровью ягнят и львов. Я вижу тонкий багровый слой, покрывающий даже самый святой источник. Это мое проклятие. И его.
Вот бы мы потешились, если бы смогли перенести эту мощную заразу через океан, скажем в Соединенные Штаты Америки.
Но там мой мальчик слишком явно будет чувствовать себя как рыба без воды вне своего смертельного потока. Восток и первобытность у него в крови. На мгновение