Помолчал, вытер тыльной стороной ладони глаза. – Обо мне бессмысленно. Я вряд ли уже выберусь. А вот вам надо постараться. Хотя бы ради ваших дочерей.
– Вы в своем репертуаре, – улыбнулась Сонька.
– Так воспитан. – Поляк снова элегантно откланялся. – Вы все-таки подумайте о том, что я вам сказал.
– Подумаю, – механически ответила женщина и вместе с поляком двинулась к выходу. – Если Михель вдруг станет нахальничать, кликните меня.
– Отобьюсь.
Дверь распахнулась, и вместе с облаком пара в лавку ввалилось сразу три поселенца.
– Соня! – заорал один из них. – Дай загасить огонь! Покрепче чего-нибудь!
Поляк вышел из лавки, огляделся и направился к околице, за которой начиналась почти засыпанная снегом тропинка в соседний поселок.
Идти было трудно.
Небо совсем освободилось от туч, и звезды сверкали над головой низко, ярко и крупно, казалось, можно рукой дотянуться до них.
Пан не заметил, что следом за ним из поселка двинулся Михель.
На середине дороги Тобольский остановился, любуясь вышитым звездами небом, машинально оглянулся и вдруг обнаружил, что Михель почти уже настиг его. Остановился, с неожиданным страхом и дурным предчувствием спросил:
– Чего тебе?
Божевольный молчал, глядя на Тобольского тяжело и мрачно.
– Ступай к себе, Михель, – сказал тот. – Холодно. Околеешь.
Михель не двинулся.
Поляк постоял какое-то время и двинулся дальше. Михель тут же тронулся следом.
Пан оглянулся.
– Не надо за мной идти, Михель. Сам дойду.
– Соня, – произнес тот и ткнул кулаком в грудь. – Моя Соня.
– Твоя… Конечно твоя… Соня отдыхает. Ступай.
– Моя!.. Люблю Соню!
– Как скажешь… Бог с тобой.
Пан Тобольский шагнул снова и тут услышал близкое, частое и шумное дыхание. Оглянуться не успел, Михель в прыжке сбил его с ног, навалился тяжелой смрадной тушей и стал душить.
Пан задыхался, терял силы, пытался увернуться от цепких рук нападавшего, пару раз умудрился ударить его в лицо, тот окончательно озверел, завопил от боли и обиды и впился зубами в глотку несчастного.
Успокоился Михель только тогда, когда поляк после конвульсий затих. Медленно поднялся, запрокинул голову к полной луне, плывшей по звездному чистому небу, удовлетворенно прокричал что-то и медленно побрел в сторону поселка вольнопоселенцев, широко размахивая руками.
На снегу осталось лежать бездыханное тело пана Тобольского.
…В шестом часу утра, когда над поселком все еще висела морозная, прозрачная и трескучая ночь, каторжанки под присмотром двух молодых бабех-надзирательниц спешно готовились к выходу на работу – убирали постели, успевали по-быстрому глотнуть горячего кипятку, натягивали на себя осточертевшие тяжелые шинельного цвета бушлаты, переругивались то злобно, то не очень.
– Шевелись, шалашовки! – подгоняли надзирательницы. – Кто задержится, три дрына