для ревности не будет, – приблизил к нему лицо директор. – Вы ведь, сударь, меня знаете. Чист и кристален, как рождественский снег!
– Уж это-то я знаю, – кивнул тот.
Табба взяла Красинского под руку, и они покинули кабинет, сопровождаемые задумчивым взглядом директора.
После спектакля, уже выходя из театра, барон взглянул на рассеянную и как бы отсутствующую Таббу, спросил:
– Вы так потрясены «Веселой вдовой»?
Она пожала плечами, усмехнулась.
– Нет, здесь другое.
– Представили себя на сцене?
– В какой-то степени. Но не это главное, – она остановилась, помолчала, пропуская обсуждающую спектакль публику. – Я вдруг почувствовала свое бесконечное одиночество. И мне стало страшно.
– Одиночество? У вас нет друзей?
– У меня никого нет.
– А я, ваш покорный слуга?
– Не надо шутить, барон. Я говорю о серьезных вещах.
– Я не шучу. Вы мне нравитесь, я готов быть рядом, когда прикажете.
– Когда любят, не приказывают. Вы мой коллега, барон. Подельник. И, возможно, наши судьбы сложатся так, что наша могила станет общей.
– Табба!.. Какие страшные вещи вы говорите? Кругом жизнь, народ, веселье, а вы в странной тоске. Окститесь, милая!
Она взяла его за лацкан пиджака, приблизила лицо почти вплотную.
– Нет жизни, нет народа, нет веселья. По крайней мере, для меня. Есть только тягостное ожидание конца! Подсасывает под ложечкой, и я знаю, что скоро все закончится.
Неожиданно мимо прошел следователь Гришин, который бросил нечаянный взгляд в их сторону и вдруг замер. Подошел к ним, внимательно посмотрел на девушку, приподнял шляпу:
– Простите, я ошибся, – и зашагал дальше.
– Кто это? – почти шепотом спросил Красинский.
– Следователь из департамента полиции.
– Мне кажется, он вас узнал.
– Нет, не узнал. Но что-то ему показалось.
– Идемте отсюда, – барон поддержал под локоток бывшую приму, и они стали спускаться по ступенькам.
Неожиданно она остановилась, с улыбкой сообщила партнеру:
– Но я все-таки навещу еще Гаврилу Емельяновича.
– Я бы этого не делал.
– А вы и не будете. Он ведь только мне сделал предложение.
Господин Филимонов был крайне удивлен, когда на пороге его кабинета в сопровождении Изюмова возник Егор Никитич Гришин.
– Свят, свят… Вы ли это, Егор Никитич?
– Не признали? – усмехнулся тот, проходя вглубь кабинета.
– Признать-то признал, а вот явлению изумился, – ответил директор и махнул Изюмову: – Чего торчишь?.. Ступай, пока не позову!
– Благодарствую, – поклонился тот и исчез.
– Воспитываете холуев? – полюбопытствовал следователь, без разрешения усаживаясь на стул.
– Жизнь без преданных холуев скучна и опасна, – ответил Гаврила Емельянович и в свою очередь спросил: – Вы ко мне