услышала она прямо над ухом, и от неожиданности вздрогнула. Повернулась, и столкнулась с взглядом голубых глаз Толика Веселовского.
– Потанцуем? – мягко спросил он. Антонина в смятении оглянулась на Шурку. Александра стала настойчиво подталкивать её к Толику, и жарко шепча на ухо:
– Давай, давай, иди, чего ты?
Антонина, ища поддержки, поймала взгляд Андрея. Он ободряюще подмигнул ей, и слегка хлопнул по руке:
– Да иди, иди! Чего ты испугалась?
Антонина позволила себя увлечь на середину комнаты.
А Агния всё пела и пела:
– «…пой гармоника, вьюге назло,
Заплутавшее счастье зови.
Мне в холодной землянке тепло
От твоей негасимой любви…»
Закончив и эту песню, она сняла аккордеон, поставила его на скамейку, и со словами:
– Фффу! Умаялась! Заводите патефон! – вытерла пот со лба.
– А чего сразу патефон-то?! – заорали ей в ответ, – нам больше нравится, как ты играешь и поёшь!
– Да играть-то я могу! А вот перекрикивать вас, горлопанов, мне уже не под силу! Ещё чуть-чуть, и охрипну!
– Так мы ж подпеваем! Ну, сыграй ещё, спой!
Агния села на стул, послушно взяла аккордеон, мотнула головой:
– Ладно! Но петь буду тогда то, чего вы не слышали. Вы хотя бы орать не будете.
– Давай, давай! Это ещё интереснее! А что споёшь-то?
– «Тёмная ночь». Слышали?
– А это что за песня?
– Это… – она одарила всех своей лучезарной улыбкой, – из нового кинофильма, «Два бойца» называется. Совсем недавно вышел, в октябре был первый показ, – она обернулась на Андрея, – нам в ШМАСе, перед выпуском показывали, в кино водили. До фронта, видать, картина ещё не добралась. Ладно, слушайте.
И она запела:
– «Тёмная ночь, только пули свистят по степи,
Только ветер гудит в проводах, тускло звёзды мерцают.
В тёмную ночь ты, любимая, знаю, не спишь
И у детской кроватки тайком ты слезу утираешь…»
Видно было, что песня всех тронула с первых же строк. Все слушали внимательно – проникновенные слова брали за душу, дёргали её за струнки. У всех остались родные и близкие, у многих остались дома любимые. Слова песни никого не оставили равнодушным.
Агния закончила играть и петь. Все дружно захлопали, бросились хвалить:
– Вот молодец! Запомнила! Скорей бы нам это кино привезли! С такой хорошей песней кино не может быть плохим!
– Хорошее кино, хорошее, – кивнула Агния, – всё ребята, у меня уже горло болит. Видать, простудила всё-таки!
– А мы сейчас тебе чайку горяченького, – засуетился Колька, – щас, щас, щас! Слышь, Мишаня! – обратился он к Мишке Никитенко, – сгоняй-ка за чаем в столовку! Видишь, у гармониста горло пересохло!
– А чё я-то? – нахохлился Мишка, – сам и сгоняй! Тоже, нашёл молодого!
– Да не надо никуда бегать! – уже охрипшая, пытаясь их перекричать, замахала на них Агния, – да сыграю я ещё, сыграю! Я ж только петь не могу.
– А кто ж споёт-то?
Агния поманила к себе пальчиком Антонину. Тоня нагнулась, чтобы услышать.