не смогу больше играть в военного, я захотел сбежать подальше от того ужасного места, что отняло его у меня. Глупо, да?
На лице Константина Лео видел вымученную улыбку, а на его глазах – почти незримые капли слез. Не в силах что-либо сказать, он лишь отрицательно поводил головой и с еще большим рвением взглянул в глаза учителю. Теперь он хотел знать всё.
– Я, я всегда знал, что был для него не лучшим отцом. Долгое время всю нашу семью спасала лишь моя жена, но её жизнь унесла болезнь, когда ему исполнилось 12. А потому следующие 6 лет мы провели почти в полной тишине: как говорят по физике, мы двигались по инерции, не в силах принять её смерть. В тот день, когда он стал совершеннолетним и решил сражаться, то впервые за долгое время я увидел на его лице яркие эмоции. Пусть причиной тому была смесь печали и решимости, но в тот день мы впервые за столько лет смогли поговорить по душам. Именно поэтому я не смог тогда его отговорить и уберечь, если бы сейчас я вернулся туда, то… – тут у Константина вновь встал ком поперек горла.
– Вы бы снова не смогли ему ничего сказать, верно? – продолжил Лео за него – И, видя то, что теперь твориться с нами, вы корите себя за это?
Хоть это и был вопрос, но Леонард понимал, что не дождется на него ответа, однако он понимал, что сам не имеет права сейчас пытаться что-то сказать учителю по этому поводу. Так что ответом на него послужило лишь очередное продолжительное молчание.
– Хоть, я и не смогу ответить сейчас на этот вопрос, Лео, но хотелось бы тогда рассказать лишь об еще одном. Анна, я уверен, что она уже не вернется. Никогда не вернётся. Надеюсь, ты ведь тоже понимаешь? – увидев болезненный кивок одобрения, Константин продолжил – И я готов тебе сейчас открыто сказать, что я виноват в этом, как никто другой. А еще те люди из Империи. С самого начала было ошибкой их сюда приводить! Понимаю, что сейчас эти слова уже ничего не стоят, но я говорю это всё лишь потому, что хочу, чтобы ты и дальше продолжал двигаться вперед, не смотря ни на что! Тебе единственному здесь дано пережить все ужасы этой войны и остаться в живых. Я, на данный момент, уже не могу ручаться ни за кого из своих учеников. Я жалкий, мерзкий и ничтожный трус, а не учитель!
– Не смейте так говорить! – хотел прервать его Лео, но Константин не успокаивался.
– Но я повторю вновь, что верю в тебя, верю, что тебе как никому другому сейчас дано пережить эту бурю. И если так выйдет, что нас не станет, то прошу, живи дальше без тяжких цепей сожаления. Просто, вспоминай о нас, время от времени, хорошо? – последние слова учитель говорил уже не скрывая слезы, но после в стыду прикрылся и отвернулся от своего ученика.
– Почему вы такое говорите?! Неужели что-то плохое грядет?! Тогда давайте сражаться все вместе, я не хочу слушать весь этот бред про мою исключительность! Вы же сами мне говорили, что это так эгоистично… – Лео тоже больше не мог удержать ни крик, ни слезы.
– Ну, что с меня взять, я простой старый дурак, позволь мне хоть раз в жизни сказать что-то настолько глупое и жестокое.
– Тогда,