знать…» – «Тебе нет благословения Божьего и моего благоволения на это нет». И добавил: «Ангел мой, придет время, к тебе академики будут приезжать за советом, и Господь превознесет тебя так, что твои собратья будут тебе завидовать… Знаешь что, – и он кивнул в сторону отца Никодима, – у него будет такое послушание, трудное и ответственное, что ему некогда будет помолиться за себя. А ты молись, молись за него, как за самого себя, больше, чем за себя! А ты, – он посмотрел на отца Никодима, – ты береги Авеля, как зеницу ока! Потому что в нем – вся твоя сила».
…Хрущев грозился «показать по телевизору последнего попа». Отец Авель в это время служил в Ярославской епархии. В областной газете о нем опубликовали статью на весь разворот: «Шарлатан ХХ века». Мол, безбожник и аморальный. Временно управлявший епархией тяжелобольной владыка Исайя (Ковалев) воспринял эту циничную клевету со слезами. «Владыка, а что же вы плачете?» – спросил отец Авель. «Вот, почитай» – «Что, смертный приговор? Я не боюсь. Вы, ради Бога, только не сопротивляйтесь им. Вы больной человек, выбросят вас на улицу, куда вы пойдете? А меня отпустите с Богом домой в Рязань» – «Но тебе же после этого нигде не дадут служить. Работать тоже не дадут» – «Я знаю. Но я воспитал двоих братьев и двух сестер. Уж они мне с голоду умереть не дадут. Совесть у них есть, каждый мне в день по куску хлеба даст, на завтрак, на обед, на ужин – я и проживу. А четвертый кусок-то всегда найдется кому отдать, такому же нищему, как и я».
Отец Авель уже удостоился «боевого крещения». В 1950 году, еще при Сталине, ему предписали покинуть Рязань в 24 часа…
– Они надеялись, что я озлобился на советскую власть и вот-вот примкну к «врагам рабочего класса». Но я все воспринимал как волю Божью. Всегда жил счастливым человеком и никому не завидовал. А когда мне все-таки разрешили входить в алтарь, это была несказанная, величайшая радость! Тяжело было не служить. Мне советовали публично отречься от Бога, чтобы устроиться на работу. Я отвечал, что никогда не отрекусь от Того, Кого я любил и люблю.
Когда отец Авель исповедовал перед безбожниками свою веру, архимандрит Никодим по Божьей милости стал владыкой, он занял пост председателя Отдела внешних церковных сношений. Его возможности на далеких широтах земного шара промыслительно оказались весьма велики.
– Мы наконец-то встретились, – поделился нахлынувшим чувством братской любви архимандрит Авель, – и, конечно, обрадовались друг другу. Вспомнили, как еще мальчишками мечтали найти духоносного старца, который нас пострижет в монахи; представляли себе, как выкопаем в земле пещеру – подальше от суеты – и будем в ней жить, чтобы никто не знал. Господь все дал, что хотели!
…Близилась полночь. «Старец, а старец», – позвал отца Авеля его друг (старцем часто его называл владыка Димитрий). «Чего ты?» – «А знаешь, я только что на Афоне был». – «Заснул, что ли?» – «Нет, наяву. Недавно вернулся».
И он рассказал, как ехал из Иерусалима в СССР через Грецию, как на афонской