в коридоре? Я, между прочим, работаю и мне не платят за то, что я бесцельно коротаю время в стенах правоохранительных органов.
– Еще одна нетипичная появилась, – проворчал себе под нос Звягинцев. – Нет, все же эмансипация женщинам не пошла во благо.
– Заходите, гражданка Веллер, – громко сказал он.
– А вы можете быть свободны, – обратился он к Тамиле.
И подчеркнул:
– Пока свободны. И не забывайте, что у вас на руках подписка о невыезде, поэтому покидать пределы города не рекомендую. Могут возникнуть большие неприятности.
– Спасибо за напоминание, но я и без него об этом помнила. Буду постоянно на связи и очень надеюсь на вашу оперативность и профессионализм. Поверьте, пребывать в состоянии подвешенности и неопределенности очень трудно и психологически изматывает. Поэтому хочется побыстрее хоть какой-то ясности. Для меня более желательно было бы сказать вам прощайте, но, увы, придется ограничиться привычным «до свидания».
Однако, подойдя к двери, Тамила вдруг обернулась и сказала:
– Гражданин следователь, если бы вы были на моем месте и убили свою жену, вы бы вызвали полицию, чтобы показать ей пятно крови и окровавленный нож? Или всё же удалили бы с ковра кровавое пятно, тщательно вымыли нож, перегнали автомобиль со двора на подземную стоянку, а потом три дня спустя заявили бы о его исчезновении? В такой ситуации многие, уверена, непременно так бы и поступили. Но поскольку я не убивала своего супруга и моя совесть чиста, я оставила в квартире все в неприкосновенности, чтобы не препятствовать расследованию. Так что подумайте на досуге над тем, что я сказала. Уверена, логика поможет вам прийти к правильному выводу.
И больше не произнеся ни слова, Тамила спокойно закрыла за собой дверь.
Звягинцев перевел взгляд на Элину и раздраженно спросил:
– И давно вы дружите?
– С Тамилой?
Увидев кивок следователя, она ответила:
– С семь лет. А что?
– Уж слишком самоуверенная особа. С такой трудно ладить. Наверное, все время у неё на побегушках?
– Ну что вы! – удивилась Элина. – Это не про нее, а больше про меня. Из нас двоих я ведущая, а она ведомая. И неуверенности в ней, хоть отбавляй. Вы бы видели ее в эти два последних дня. Она так переживала, что места себе не находила. А сегодня ночью я слышала, как она плакала в ванной. Долго. Сначала тихо, а потом прорвало. Хотела было прийти, чтобы успокоить, но передумала: решила, что ей лучше выплакаться, чем всё носить в себе.
Это у меня все эмоции снаружи. А Мила – человек в футляре. Не то чтобы что-то скрывает, хитрит или утаивает. Просто умеет держать себя в руках и управлять своими эмоциями. Вот и сейчас чувствую, что трудно ей быть подозреваемой, что внутренне горюет по Артему, боится будущего без него, но бравирует. Однако достаточно глянуть на ее темные полукружья под глазами, чтобы понять, что на самом деле все