Ганзе стоял у крытого возка, приткнувшегося к углу здания. Увидев, что Зина его заметила, он приподнял шляпу, дождался, пока девушка к нему подойдет, распахнул дверцу и протянул руку. Минуту спустя он уже давал наставления своей спутнице:
– Доктор Привродский – человек особенный. Собственно, особенный он не как человек, а как раз как доктор. Человек-то он вполне заурядный. Даже скучный. А вот как медик… Он, посвятив всю жизнь одной стезе, несколько лет назад круто поменял специализацию. И теперь в частном порядке консультирует ограниченный круг лиц вашего пола по первому профилю, а официально практикует как врач в, простите, желтом доме. Вы уж не обессудьте, но и вас принять он согласился там. Но не пугайтесь, у него совершенно изолированный кабинет, ни с кем из обитателей этого скорбного заведения вы не столкнетесь, разве что они увидят вас через окна. Но окна есть только у спокойных, так что не переживайте, никаких вредящих душевному спокойствию сцен случиться не должно. Да и поверьте, стоит рассказать Петру Леонидовичу также о ваших тревогах, уверен, ему найдется что вам посоветовать.
За этим сбивчивым инструктажем под убаюкивающий скрип полозьев они докатили до «Пряжки». Так пренебрежительно называли в народе больницу Николая Чудотворца – не по имени святого угодника, а по гнилой речушке под окнами.
Из одного из домиков, парно караулящих въезд в больничный сад, выбежал усатый привратник в фуражке без кокарды и накинутой на плечи овчинной дохе, заглянул в окошко возка.
– Доктор Ганзе, Феликс Александрович. К доктору Привродскому. Нас ожидают.
Усач молча кивнул, замешкался, но все-таки вскинул руку к козырьку и заспешил к воротам.
Профессор ждал их на крыльце. Пожал руку доктору, снял шляпу перед Зиной, придержал дверь.
В маленьком и несколько захламленном, но очень уютном кабинете Петр Леонидович усадил своих гостей в необычайно мягкие кресла, распорядился через дверь кому-то невидимому насчет чая и, пока его несли, отрекомендовался сам и выслушал представление Зины. Это заняло не более минуты, но этого времени оказалось довольно для того, чтобы дверь снова открылась и миловидная девушка в форме сестры милосердия вкатила небольшой столик на колесиках с фарфоровым сервизом, окружившим пузатый чайник. Хозяин кабинета сам разлил чай по чашкам, уселся не за стол, а в третье кресло, долго протирал пенсне, наконец водрузил его на нос, улыбнулся и произнес:
– Нуте-с, с чем пожаловали? Зинаида Ильинична?
Зина ждала этого вопроса и готовилась к нему, полагая, что профессор станет конспектировать ее слова, но, видя, что тот покойно качает ногой, закинутой на другую, и выжидательно смотрит на нее поверх сцепленных под седой бородкой рук, немного растерялась, обернулась к доктору Ганзе.
– Начните с вашей предыдущей беременности, – посоветовал Феликс Александрович. – Не смущайтесь, вы у доктора. Даже у двух.
Рассказ занял около четверти часа. События более чем двухлетней давности оживали в памяти, проступали