е проникали через густо сросшиеся кроны деревьев, такой дремучий, что в его недрах всегда царили полумрак и влажная прохлада. Именно в таких чащах очень любят устраивать свое логово волки.
Обычные волки, чистокровные звери – не морфы.
Двуликие существа – дети вольного ветра и солнца. Сильные, вольные, чутко чувствующие и умеющие любить.
Цивилизованные, разумные, во многом они многократно превосходят людей. Морфы также строят дома и растят детей, радуются солнцу и свежему ветру, и не прочь поболтать с хорошим собеседником. Ибо способность облекать свои мысли в слова – один из базовых признаков рассудка.
Морф пока еще был разумен. Но при виде огромного серого и зубастого зверя обычные люди мигом забывали все осмысленные слова, издавали визги, писки и крики «Ааа, волколак!» И поди докажи, что ты оборотень обыкновенный, только лишь заколдованный. Ну да, шерсть кое-где колтунами и зубы три года не чищены, но это все не столь важно, ведь правда? Впрочем, морф был достаточно образован, а уж «основы превращений двуликих» в него вбивали с самого детства. Порой – розгой. Порой – до синяков. Потому что от этих знаний зависела жизнь.
И все же эти уроки не научили главному: как не помутиться человеческому сознанию, насильно запертому в зверином теле.
А между тем неуклонно подкрадывалась катастрофа: почти три года морф бегал по лесу просто волком, уже и разговаривать ни с кем не хотелось, и сны снились нечеловеческие, и на волчиц поглядывалось вполне даже с интересом. Морф одичал, и черта, за которою нет возвращения человека, приближалась. Именно после потери разума появляются в мире волколаки – результат кровосмешения морфа и дикого зверя – дичь, неуправляемая и жестокая.
Три года – срок критический: ни один морф не смог до сих пор преодолеть этот рубеж и не лишиться рассудка. Проклятье, настигшее единственного наследника великого клана Бурых, было невероятно жестоким. Наказание, говорите? Тяжести юношеского проступка оно совершенно не соответствовало. Ну подумаешь, поглядел на другую девушку, будучи уже помолвленным с ведьмочкой! Ладно, не только поглядел. Но измены ведь не было! В пятнадцать лет все мы влюбляемся на всю жизнь, и так же легко расстаемся. Если каждого отправлять в темный лес погибать за такую провинность… Все разумные существа обоих полов извелись бы давно и надежно.
Эти мысли пронеслись вихрем в головушке волка, ощутившего вдруг искру разума в этом проклятом лесу. Зверь осторожно присел на лапах. Это среди обычных и неразумных зверушек ему пока не было равных. А охотники народ не в меру ретивый и вооруженный к тому же.
Темной тенью дикий зверь скользнул к оврагу, следуя за божественным ароматом. Невероятным. Дух захватывающим, разом ударившим по разуму и… куда более приземленным органам. Женщина, молодая. Более того – морф, причём незнакомого ему вида.
Этого просто не может быть.
Наследник тихо лег прямо на мох и крепко закрыл глаза. Боги этого мира, неужели вы услышали его молитвы?
Каждый день давался ему сейчас все тяжелее. Он задыхался от отвращения к самому себе – ослабевшему, потерявшему всякий смысл жизни, почти сдавшемуся. Один лишь шаг – и все может быть по-другому. Но видят всесильные боги, сделав этот шаг, склонившись перед той, кто обрекла его на эти несправедливые мучения, он потеряет себя едва ли не больше, чем сейчас, в обличье зверя. Волка тошнило от одной только мысли, что ему придётся свою гордость засунуть под хвост и на всю жизнь связать себя с ведьмой. Громко сказано даже, так себе ведьмочкой. Мелкой, как серая мышь, и такой же подленькой.
Чуткий волчий нос сам собой уткнулся в лесной темный мох, ещё хранивший запах незнакомки. Наследник вдруг взвыл, диким усилием удерживая себя от подступавшего неуклонно безумия. Хотелось сорваться с места, рвануть со всех лап за обладательницей умопомрачительного аромата, напрыгнуть, рыча и клацая зубами, ухватить за шею и…
Нет. Он не зверь. Он и человек тоже, мужчина. Нельзя. Даже если очень хочется. Пока – нельзя.
Вдруг вспомнился смех этой ведьмы. И даже всплыло в волчьей памяти ее имя. Алесенька, чтоб ей замуж до конца жизни не выйти. Она бы сейчас в ладоши хлопала от восторга, видя падение морфа до дикости и ничтожества. Наследник не обольщался: ведьма его не любила ни капельки, теперь он понимал это как нельзя ясно. Она вообще не была способна любить. И все, что она сделала с ним, было не порывом ревности, а хорошо продуманным планом. Она сейчас ждёт, что волк скуля приползёт к ее ногам на брюхе, поклянётся в верности и будет умолять стать его женой – навеки, до самой смерти, как это принято у морфов.
Наверное, он приполз бы. Если бы не этот запах. Он прозвучал как призрак свободы. Последней надежды. Пусть даже это была лишь иллюзия. Он вдруг понял отчетливо: лучше умереть рядом с этой надеждой, чем потерять себя навеки. Не будет свободный и гордый волк цепным псом ведьмы. Не бывать этому.
И даже если он навеки останется пленником этого леса, такую цену заплатить морф был не готов.
***
2. Избушка на курьих ножках
Итак, их было семеро. Семеро юных гениальных оболтусов,