страной – столиц, промышленных и фабричных районов, чтобы внести панику среди служащих, разрушить чиновничий, бюрократический аппарат страны, прекратить работу заводов, разогнать рабочих. Специальные армии агитаторов и пропагандистов заблаговременно направятся в тыл, чтобы сеять смуту. Забастовки, рабочие беспорядки, митинги протеста против войны, пораженческая литература, – все это будет мутить и отравлять внутреннюю жизнь страны.
«Внутренний враг» не всегда различаем, плохо осязаем, трудно уловим. Он искусно прячется в лукавых сердцах. Он ходит в овечьей шкуре социализма. Он соблазняет ложными посулами. Бороться с ним тогда, когда он уже развернул красные флаги мятежа и вышел на улицу – поздно. Жертвы в столкновениях вызывают жалость и смутное сочувствие к бунтовщикам, и не ослабляют, но разжигают и расширяют мятежное движение. Бороться с погромами, когда они уже начались и пошли, какие бы они ни были, – погромы ли усадеб, торговых лавок и рядов, или еврейских предместий, – есть очень трудная задача. Поэтому армия должна уметь предупреждать эти болезненные вспышки: она должна иметь такое влияние на народ, чтобы одна мысль о существовании армии – не допускала в душах и желания беспорядков.
И вот, во время войны армия будет защищать страну своею грудью от вторжения врагов; она близко подойдет к гражданскому населению, и от ее поведения и настроения, от ее духа будет зависеть успех или неуспех, победа или поражение.
А в мирные годы, не угрожаемые внешним врагом, на армию ляжет тяжелый и ответственный труд такого воспитания народа, чтобы никакие беспорядки, никакие погромы не были возможны. Это будет делом не только армии, но прежде всего армии, как живого средоточия волевой дисциплины.
Может ли армия, при таком своем назначении, быть только толпой, обученной владеть орудиями войны? Может ли она представлять из себя только вооруженную массу, не объединенную общими, великими, религиозными и государственными идеями?
Чем лучше будет вооружена такая толпа, и чем она лучше будет владеть своим оружием, тем опаснее она будет для самого государства. Не воспитанная заранее в духе самоотречения и жертвы, – в пору войны, ее опасностей и страхов она дрогнет перед врагом. В ней встанет свое, личное. Она до ужаса осознает силу военного оружия, – не своего для неприятеля, а неприятельского для себя, – и побежит, все разрушая на своем пути. В пору мирной жизни не воспитанная в духе дисциплины и повиновения, она забудет свое призвание к «великому молчанию», и, отдаваясь различным течениям, сама внесет в государство кровавый бунт – военный мятеж…
Армия есть как бы лицо государства. Армия есть то открытое, по чему соседи судят о его силе, мощи и значении. Воспитана армия, дисциплинирована, отлично вооружена, хорошо одеты ее солдаты, сыты, здоровы и сильны, – и сдержаннее язык ее соседей, скромнее их притязания.
Армия