паньство» присмирело. Прегордый князь Чарторыйский посчитал за честь лично наносить визиты безродному дворянину, еврейская община челом била благодетелю (в губернии, в отличие от остальных регионов, слыхом не слыхивали о погромах), белорусские крестьяне нарадоваться не могли появлению среди болот новых механических машин.
Однако Плеве уже в начале 1903 года вновь вызвал Столыпина к себе. Демонический глава МВД совершенно осатанел от состояния умов в дрейфующей к первой революции России, подозревая собственную тень. Известный случай, когда он, будучи членом старейшей монархической организации «Русское собрание», откуда вышли все черносотенские «союзы», чуть было не закрыл ее по доносу собственных провокаторов. Говорили, что идеалом Плеве была вечная мерзлота политического грунта. Его предупреждали, что со дня на день возможна студенческая демонстрация, он отвечал: «Высеку». Ему говорили, что в демонстрации примут участие курсистки, он отвечал: «С них и начну».
Плеве полагал, что не дискредитировавшие себя зубатовские «рабочие союзы» и не крестные ходы неплохо финансируемого синклита, а только крепкая рука (еще лучше кулак) губернаторов сможет переломить ситуацию в стране и унять брожение. Странный вывод для придирчивого читателя «Истории одного города». И тем не менее в наиболее неспокойных губерниях Плеве предпочитал производить частую ротацию, направляя туда наиболее зарекомендовавших себя на местах людей, способных вовремя сменить пряник на кнут.
В декабре 1902 года он беседовал с приехавшим на совещание в МВД Столыпиным и пришел к выводу, что того пора уже выдергивать из полесских болот и определять в более хлопотное место. Созрел. Да и место несколько тревожило министра – Саратовская губерния была густо населена (150 одних фабрик и заводов) и традиционно радикально настроена – еще со времен Стеньки Разина. Сложный этнический бульон, в котором варились значительный массив германских колонистов, в северных уездах – мордва и татары. В приволжских Вольском и Хвалынском уездах было сильно старообрядчество, особенно беспоповщинские толки, в удалении от Волги сильные позиции имело сектантство.
К тому же дед по материнской линии главы правительства Сергея Юльевича Витте тайный советник Андрей Фадеев в 1841–1846 годах был именно саратовским губернатором, где оставил по себе добрую память (к примеру, трансформацией раскольничьих монастырей на Иргизе в единоверческие и приобщением упирающихся местных крестьян к возделыванию картофеля). Само собой, Витте пристально следил за ситуацией и был недоволен вялой политикой нынешнего губернского властелина Александра Энгельгардта.
Понятное дело, что самому гродненскому главе уже не улыбалось вторично сниматься с тихого места и ехать «в Саратов, к тетке, в глушь». Из Гродно, где, во-первых, его все любили и у него многое только начало получаться, во-вторых, оно было под боком от милого сердцу Колноберже, в-третьих, Гродно было близко от Германии, где лечилась