и в метель, и в зной, он отправлялся гулять. Прогулка для Хрущева стала непременной обязанностью. Прогулки, как он считал, продлевают человеческую жизнь, они как воздух необходимы тем, кто киснет в четырех стенах. Шагая по кругу, проходил московский секретарь мимо соседних дач, вдоль убаюканного снегами фруктового сада, шел у гаражей и конюшни, наискось, через лес, спускался к реке, маршировал низом и снова поднимался к дому, а от дома начинал маршрут заново. Эти неспешные круги позволяли дышать полной грудью, мирили с самим собой. Никита Сергеевич любовался заснеженными березами, прозрачными льдинками, тут и там причудливо застывшими на кривых сучках, глядел на кургузые сугробы, на неровную, точно драконья чешуя, кору исполинских сосен, которые, высоко в небе расправляли вечнозеленые пушистые шатры. Каждый день Хрущев ходил, дышал, стараясь ни о чем дурном не думать.
Всякий раз, Никита Сергеевич подходил к сколоченной в виде резного домика птичьей кормушке. Никогда не появлялся он у кормушки с пустыми руками, обязательно приносил угощение – то хлебушек птичкам покрошит, то положит мелко нарезанное сало, которым с радостью угощались синички, то щедро высыплет зерно.
– Кушайте, птахи! – радовался невысокий человек.
За несколько лет птицы привыкли к лысому, толстому, очень подвижному мужчине, совершенно не боялись, подлетали, садились на руки, попискивали, благодарили.
Раскрасневшийся от морозного воздуха, Никита Сергеевич, возвратился домой.
– Никто не звонил? – скидывая валенки, поинтересовался он.
– Никто, – ответила Нина Петровна.
– Где Сережа?
– В институте, к коллоквиуму готовится.
– А Илюшка?
– Наверху, играет.
– Зови его, стосковался.
Последние годы рядом с вождем стояли четверо: Маленков, Берия, Булганин и Хрущев. Многие герои сорвались в бездну, канули, распались на молекулы, исчезли сами и утянули за собой любимых – семьи их были пущены по миру, гнили по тюрьмам или отбывали на северах – бестелесные тени с замызганными номерами вместо фамилий, пришитыми нервущимися нитками на спинах истерзанных роб. Номера эти сделались теперь именами. Партия желала, чтобы и там, на краю земли, никто не вспомнил о падших. Верными друзьями заключенных стали бессловесные гнусы – вши, которые тысячами плодились в голове, в паху, под мышками, да где придется, высасывая пока еще теплую человеческую кровь. Зацепишь ладонью под одеждой, и сразу в плену окажется целая жменя кровососущих паразитов.
Немец капитулировал, в городах налаживалась мирная жизнь. Но опять подняли голову, зашевелились враги. Тут и там стали отлавливать шпионов и вредителей. Газеты предостерегали – будьте бдительны! Вскрывались заговоры, целые подпольные диверсионные организации. Обнаружился отвратительный сговор продавшихся Америке евреев, потом авиационная промышленность дала крен из-за пробравшихся туда диверсантов и халатности руководства, были арестованы министр