невыносимы. И самое противное было в том, что я ничего не могла сделать. Мне жизненно необходимо было присутствие тёти Полин, а значит, приходилось мириться с её детками.
«Ох, Ивар, я так соскучилась».
Мы не виделись больше года. С того самого вечера в тени раскидистого дуба у обрыва. Короткие немногочисленные записки лишь теребили душу, вызывая в сердце глухую тоску и безнадёжность. Мне казалось, что выдержать разлуку уже невозможно, но день сменялся днём, а я всё ждала своего любимого.
«Скоро, очень скоро…»
– Я требую извинений! – крик кузины заставил меня дёрнуться и сморщиться от нового приступа головной боли.
На воздух захотелось еще больше.
– Элодия, сбавь тон.
– Да кто ты такая? Как ты смеешь?
Вот что положение делает. Родилась в семье барона, за которого сестре отца посчастливилось выйти замуж, и нос к верху задирает. А то, что у барона, кроме титула, денег почти нет, её не касается. Элодия с рождения привыкла к самому лучшему: ткани, ленты, рюши и даже фреольское кружево, которое в Изгаре стоило раз в десять дороже, чем в других местах. Даже сейчас вырядилась, надела любимое платье из тонкого батиста светло-желтого цвета с рукавами-фонариками и вышитыми по подолу белоснежными розами. Интересно, она когда-нибудь задумывалась о том, что своими запросами довела отца до банкротства?
Когда неделю назад тетушка, краснея и сбиваясь, просила у меня деньги в долг, я знала, на что она просит. Знала, но дала. Я не могла ей отказать. А деньги… Деньги ничто по сравнению с той благодарностью, которую я испытывала к сестре отца. Ведь это именно она меня вырастила после смерти матери. В конце концов, я больше двадцати лет прожила в бедности, могу и перетерпеть.
– Использую искру и узнаешь, – тихо, но весьма зловеще ответила ей.
Светлое личико с безупречной молочной кожей стало еще бледней, в серых глазах промелькнул страх.
– Ты не посмеешь. Я всё расскажу.
– Рассказывай. Зато я проведу последние часы пути в тишине и спокойствии.
– А я скажу, что ты всё врёшь, – поддержала меня Делайн.
– Вот видишь? – кузина вновь повернулась к матери. Огромная слезинка медленно скатилась по щеке. – Видишь, как они. Ведь я же пошла навстречу, хотела мира, а они…
Девушка аккуратно приложила кружевной платочек к глазу и тихо всхлипнула.
Я свои вечно теряла и давно уже разучилась ими пользоваться. Какая разница, истинной леди мне не быть, а там, в горах, кишащих злобными гуи, умение пользоваться платочками мне точно не пригодится.
– Тётя, – многозначительно протянула я, напоминая, что моё терпение не безгранично, и как бы сильно я её ни любила, всему есть придел.
– Девочки, мои дорогие, я вас очень прошу, не надо ссориться. Мы же почти приехали, – в отчаянии произнесла тётушка, а посмотрела на меня. – Элодия. Айола.
Я же самая старшая и умная – значит, должна отступить.
– Предлагаю подуться каждый в своём углу. Разрешаю мысленно посылать в мою сторону проклятья.
«Всё равно силы не имеют.