и здесь, естественно, далеко не все выступали с радикальных позиций. В приведенном выше признании Герцена, что западный мир был для него и его соратников «родительским домом и церковью», не менее важны и другие слова публициста – о «первых мыслях».
У кого-то из западников «вторых мыслей» так и не появилось, а «первые» стали непреложными заповедями, но для других, в том числе и для самого Герцена, материал, почерпнутый на Западе, был лишь отправной точкой, импульсом к новым идеям.
«Русские европейцы» встречались в этом лагере не реже, а, пожалуй, даже чаще, чем в кругу их оппонентов. Критически перенимая чужой опыт, здравомыслящие западники не раз и не два в русской истории приходили на помощь беспомощной, но всегда «патриотической» власти, помогая России догнать Европу.
Если говорить о полюсах, то на знамени антизападников можно было бы написать «Primum non nocere» («Главное не навредить»), а у западников – «Primum agere» («Главное действовать»). Но это крайности.
Здравомыслящий центр – «русские европейцы» из того и другого лагеря – обычно выбирал компромиссный вариант: действовал, но с оглядкой. Если внимательно перечитать русскую историю, изначально отказавшись от идеологических предпочтений, то грань между прагматичным патриотом и умеренным западником окажется почти неуловимой. Разве что у первых чуть больше страха за национальную самобытность, а у вторых чуть больше деловой хватки.
В советские времена в прессе бытовал штамп «тлетворное влияние Запада». «Тлетворный», как поясняет толковый словарь русского языка Владимира Даля, значит «вредоносный, медленно гниющий, гибельный». Штамп советский, но сама по себе мысль об опасности западного влияния родилась задолго до появления Советов, а главное – не умерла вместе с ними. Эта мысль по-прежнему популярна среди русских патриотов различных идейных оттенков и очень разного интеллектуального уровня. В том, что говорят патриоты, как и прежде, есть свои резоны, но есть и не менее очевидные противоречия и нелепости.
Главная беда в том, что русский национализм, как и любой иной национализм, страдает хроническим недугом – избирательной памятью. Обмен идеями и генами между Россией и Западом идет давно и плодотворно, но большинство русских до сих пор намного больше знают о минусах, чем о плюсах западного влияния на русскую жизнь. Хотя и таких исторических примеров хватает.
Между тем крайне вредно избирательно помнить, что вертолетостроение в США началось с русского эмигранта Сикорского, но вычеркивать из памяти тот факт, что лучший толковый словарь русского языка, на который я только что ссылался, написал Владимир Даль, чей отец был датчанином, принявшим русское подданство, а мать – немкой. Для национальной психики американцев опасно из всей истории Второй мировой войны помнить только Пёрл-Харбор и высадку в Нормандии. Но не менее нездорово для русских пребывать в уверенности, что люди во Вторую мировую войну гибли лишь в окопах Сталинграда или на Курской дуге. Были еще и трагические «северные конвои» – разве можно забывать о них?
В