ты же понимаешь, что для тебя я делаю исключение? – хитринки в глазах.
– Ты про ресторан?
– И про мое время.
– Иногда ты так занудничаешь.
– Зато, насколько я помню, всегда угощаю ужином.
– Теперь я буду называть тебя Мистер Щедрость, – нанизываю превосходные капеллини аль денте с тонкой стружкой трюфеля и отправляю в рот. Блаженство.
– А до этого как называла?
– Мистер М. – Он откидывается на спинку стула, но никогда не складывает руки на груди.
– Интересно. А у Глеба? Есть прозвище?
Как всегда в самую точку. Больную и нарывающую. Только он надавливает аккуратно и мягко. И это всегда мне в нем нравилось.
– Нет, ему я так и не придумала.
– Хотела бы?
– Да.
– Давай придумаем сейчас?
– Хм… а можно просто Навицкий?
– Можно. Но ты же понимаешь, что это не решение?
– А что решение?
– А что для тебя проблема?
– Ненавижу, когды ты так говоришь! – Мистер М засмеялся. Ему нравится, когда мы с ним так общаемся, словно между нами нет условностей и обязательств. Просто два человека обсуждают общую тему.
– Ты чувствуешь ненависть не ко мне, а к моим словам. Они задели тебя?
– Твои слова. Твой вопрос.
– Его повторить?
– Нет. Что для меня проблема, – тихо произношу я, – Проблема в самом Навицком. Он предлагает поиграть, – ухмыляюсь. – Есть такая игра, дурацкая, “Правда или действие”. Мы задаем вопрос друг другу и отвечаем на него, если нет, то выполняем действие. Любое, он подчеркнул.
– Ты сомневаешься, – утверждает мой Мистер М.
– Я боюсь, что станет больно. Снова.
– Людмила, нельзя избегать боли. Надо учиться ее проживать.
– Зачем?
– Боль – это тоже чувство, – резюмирует он.
– А если я не хочу больше чувствовать?
– Что ж, это твой выбор. Но проблему это не решит. А вообще, ты снова пытаешься вытянуть из меня совет, что тебе делать. – Его голос звучит немного грубо.
– Так нельзя? – улыбаюсь и пытаюсь свести все в шутку.
– Нет, – его улыбка, что когда-то меня и покорила, расположила к себе. И где-то внутри я поняла, что только ему и могу довериться.
Первый раз мы с ним встретились за столиком в кафе. В то день с неба падали мелкие капли дождя. Они превращались в наледь. Ее можно было увидеть на листочках деревьев, что еще держались на ветках из последних сил. Машины были покрыты этой глазурью, а дорога под ногами похожа на хрусталь. Стоял декабрь. В том году он был бесснежным.
На душе мне было так же холодно и промозгло, как и на улице. И я вся будто состояла из разбитого хрусталя, что при малейших признаках тепла просто растает. Стечет тонкой струйкой куда-то под ноги. А безымянный пешеход пройдется по ней, мокрые следы будут тянуться еще долго.
В кафе уже развесили новогодние украшения. Но они не приносили мне радости. Не радовало