всегда удивляло как в этом районе постоянно жили люди, впрочем, если хорошенько выпить, то запах газа переставал чувствоваться.
Спустя пару часов на улице громко играла танцевальная музыка, народ веселился и отдыхал, а Пер сидел в одиночестве в доме. В руках одноразовый стаканчик с пивом, рядом одноразовая тарелка с нарезанной, зажаренной до угольков сосиской и пятном засохшего кетчупа и одноразовая ложка. Вся пластиковая посуда уже несколько лет хранилась на даче и называлась одноразовой только по привычке. В доме постоянно никто не жил, и печка за зиму протапливалась лишь несколько раз, и дом хранил еще приятную прохладу. Которую и решил разрушить Пер, немного протопив печь, для поддержания своего грустного настроения.
Смирнов сидел возле открытой дверцы печи и наслаждался видом горящих дров и жара, идущего от них.
Вошла раскрасневшаяся от танцев и спиртного Тома, с большим стаканом пива и устроилась рядом, развернув скрипучий деревянный стул и некоторое время, завороженно смотрела на огонь.
– Перчик ты чего не танцуешь? – ласково улыбнувшись, спросила она – это же твой праздник, все для тебя, а ты грустный тут сидишь, в одиночестве.
– Да что-то не хочется – смущенно пробормотал Пер – да и танцевать то я не умею. – соврал он, вспоминая как молодым не вылезал из ночных клубов.
– Ты Славику ничего не рассказывал? – как бы между делом поинтересовалась девушка.
Пер посмотрел на нее не понимающим взглядом.
– Ну, что я с Сашкой карманником, вчера ушла.
– Нет – усмехнулся он.
– Понимаешь, я очень сильно люблю Славика, он такой – она замялась, подбирая слова – ну неземной какой-то что ли, необычный. Но из-за наркотиков, он, это, ну редко хочет… а я молодая женщина, мне нужно по чаще. – Она не много покраснела, было видно, что она уже достаточно пьяная.
Пер совершенно не хотел слушать такие подробности личной жизни Томы и Славика, и вообще разговаривать на эту тему. Тем более, что у него самого полтора года не было секса и он уже не мог припомнить, когда ему последний раз хотелось, вещества, которые он пускал по венам, делали свое неотвратимое дело, ударив в первую очередь именно по этой части его организма. Его любовь к Томе была больше платонической, а ей нужно было оказывается совсем другое. Пер разозлился, и на нее, и на себя.
– Иди веселись – процедил он сквозь зубы. – а то все выпьют, без тебя.
– Не обижайся – ласково ответила она – я тебя люблю как друга, это же круче. Не нужно сорится и расставаться.
Она встала и погладила парня по голове. – Не рассказывай Славику, пожалуйста, я не хочу его потерять.
– Угу – покивал головой Пер, сжимая кулаки. Несколько мгновений назад, когда она сидела и молча смотрела на огонь, Смирнов очень сильно хотел ее поцеловать, сейчас же ему хотелось ударить по лицу эту прошмандовку.
Тома вышла, а он налил в пустой стаканчик, стоявший тут же на столе, разбавленного