кожи, это ни с чем не сравнимое тепло её утреннего тела…
– Как ты не понимаешь, – ответила она, мягко положив ладонь тебе на затылок. – Уже светло. А я – совсем голая.
– Ты что же, меня стесняешься?
– Конечно, а как ты думал.
– Нет, серьёзно?
– Говорю же тебе, отпусти, Серёженька. Ну не надо, пожалуйста.
Тут до тебя дошла вся неестественность и комичность ситуации. Эта бедная дочь гор не врала и не кокетничала: она, в самом деле, пребывала в жутком смущении!
Поняв это, ты выпрямился, оседлал Мариам, оставшуюся лежать на спине поверх одеяла, зажал её между своих колен. Она даже попыталась было высвободиться, однако ты не дал ей такой возможности, удержал руками в прежнем положении. Ты настойчиво и твёрдо смотрел ей в лицо, но она отводила взгляд, будто застигнутая в чём-то действительно непристойном. Тогда ты наклонился и, взяв в ладони её лицо, заставил посмотреть себе в глаза:
– Муи, милая, опомнись! Да ведь у нас с тобой уже было всё – вдумайся: всё, что бывает у мужчины с женщиной! Как ты можешь после этого меня стесняться, я не понимаю?
– Это разные вещи. Ты не видел меня при свете – так, чтобы вся голая… Это нельзя, нехорошо.
– Адат, что ли, запрещает?
– Я не знаю, как там адат… Просто… ну, так нельзя, я не могу…
– Что, и муж не видел тебя обнажённой?
– Зачем ты так, Серёжа? Я же просила не говорить о нём… Хорошо, если тебе хочется знать: да, не видел. Только в первый раз, но я и тогда не хотела… Нет-нет, я не могу об этом рассказывать. Ты меня об этом больше не спрашивай, ладно?
– Ну ладно, извини, пусть так, – ты пожал плечами, слегка обескураженный столь бурной реакцией Мариам на твой вопрос. – И что, у вас все женщины в ауле такие стеснительные?
– Не знаю. Наверное… Не знаю.
– Но, Муи, погоди. Перестань вырываться, дай спросить.
– Что?
– Скажи… вот ты сегодня ночью называла меня своим любимым – так? Это правда? Или просто вырвалось… случайно, под влиянием момента?
– Ну… нет…
– Что – «нет»?
– Не под влиянием момента. Доволен?
– Доволен. Но тогда ответь: как ты можешь скрывать от своего любимого человека то, на что ему очень приятно смотреть?
– А… разве ему, в самом деле, так уж приятно смотреть?
– Не то слово. Он получает от этого ужасное, сумасшедшее удовольствие! Правда.
– Что, неужели не меньшее, чем когда мы… ночью…
– Ничуть не меньшее, Муи. Если честно, он хотел бы бесконечно смотреть на это прекрасное тело и гладить его, и целовать. И… он просто, ну хоть ты его убей, не в силах отказаться от такого замечательного удовольствия. Чем поклясться, чтобы ты мне поверила, скажи?
– Не надо ничем клясться. Я же не слепая – поэтому отлично вижу, что ты меня обманываешь.
– Но почему?
– Потому что… вот, кожа у меня некрасивая.
– С чего ты взяла?
– Она не такая белая, как у ваших