говорить об «употреблении» власти, то в голову приходят такие понятия-сочетания, как «властное руководство», «властное управление или регулирование» и т. п. Естественно, в первую очередь, имеется в виду, что власть должны «употребить» те, кому это доверено и поручено – государственно-политическая власть, хозяйственно-управленческая и т. д.
Сила власти – в разумном и наиболее полном использовании ею (властью) своих прав и обязанностей. Если власть инертна, беззуба и податлива, а тем более дискредитирована, то лучше вообще быть без власти, чем иметь таковую. А наш народ очень чутко и тонко чувствует состояние власти. И любую слабинку или промах, не пропустит и не простит. И в то же время, этот же наш родной народ очень быстро соглашается с властью, как только поймет, что сила на ее стороне. Даже не правда, а сила. Для народа этого достаточно. К сожалению, такой у нас менталитет.
Во время Великой Отечественной войны, на оккупированной захватчиками территории, функционировали определенные формы административной власти. Приднестровье, как и многие другие причерноморские регионы, входило в зону управления румынской оккупационной администрации. В селах и городах функционировали «примарии», что-то вроде нынешней администрации. Примарь, стоявший во главе примарии, осуществлял всю полноту вверенной ему власти. Нет необходимости давать сегодня оценку деятельности примарии военных лет на нашей территории. Кто постарше, тот хорошо помнит все «прелести» оккупационной жизни. И дело вовсе не в нации, какой бы она там ни была, а в самой оккупационной политике, которую пришлая власть тогда исполняла, добавляя от себя еще что-то усугубляющее ее. И все же эта быль не о политике. А о нашем менталитете и отношении к власти. В Слободзее раньше было две части – русская и молдавская. Каждая часть имела свою административную власть (сельсовет), почту и другие необходимые атрибуты. С приходом оккупантов на русской части села тоже сделали примарию. Штатными работниками были примарь (глава) и пара жандармов. У нас сегодня в Слободзее на два порядка больше представителей власти, а тогда, подчеркиваю, было по три на обеих частях села. И, наверное, было достаточно.
Нам, на часть русскую, достался некто Петрика, сухой такой, жилистый и молодой еще румынский унтер-офицер. Основными его достоинствами были величайшее высокомерие, дикая, какая-то патологическая злость и упоение властью. Власть для него была всем – и наградой, и высшим смыслом существования. Надо признать, что он умел и показать это, и пользоваться властью, имея за спиной королевское государство и военное время.
По утрам он выходил на улицу «разминаться». Не мог без разминки ни завтракать, ни идти на работу. Он выходил только с одной целью – кого-то избить. Плеть такая у него была многожильная, с вплетенным на конце свинцовым шариком, он никогда с ней не расставался. Плеть у него была главным аргументом в обращении с нашими людьми. Не важно, кто это был, старик или ребенок, заслужил или нет, Петрика первым делом пускал в ход плетку, а потом уже говорил