в недрах земли умеют умирать…
Зрелище всех этих мучеников прогресса, этих воинов, страдающих и гибнущих за благородное дело, трогает нас и вызывает наше сочувствие, но оно не должно лишать нас мужества. Когда отечество в опасности, кто из нас станет колебаться перед вопросом, взяться ему за оружие или нет, под тем предлогом, что его страшит смерть предков, некогда павших на полях битв? Героизм наших дедов не действует на нас угнетающим образом напротив, он воодушевляет, служа для нас примером…
То же должно иметь место и в области науки: тот был бы нравственный преступник, кто отказался бы открыть руку из страха выпустить заключенные в ней истины, тот был бы трус, кто отступил бы перед тяжестью труда и долга, потому только что его предшественники, раньше подвизавшиеся на этом поприще, испытали неудачи.
Жизнь великих работников науки должна возбуждать в нас стремление к труду, являя нам примеры настойчивости, неослабной энергии, что составляет тайну успеха, иногда тайну гения; во всех случаях труд – неисчерпаемый источник силы и утешения.
«Изучая что-нибудь, – сказал Огюстен Тьерри, – переживаешь тяжелые времена, не чувствуя их гнета, делаешься сам господином своей судьбы, направляя свою жизнь к благородной цели. Будучи слеп и страдая почти непрерывно без всякой надежды на облегчение, я это могу сказать по праву и меня не заподозрят во лжи; существует нечто лучшее, чем материальные наслаждения, чем богатство, чем само здоровье, это – любовь к науке»[10].
Другое соображение также должно нам дать поддержку. Между причинами, порождающими мучеников науки, есть такие, которые уже исчезли в новом обществе: они берут начало не в стихиях, а в самом человеке, в его предрассудках, в его невежестве. Гонения, имевшие столько жертв в прошлом, перестали угрожать тому, кто вводит что-нибудь новое, никто их не знает в настоящее время. Мы можем еще видеть Ливингстонов, изнемогающих от изнурительных болезней на театре своих исследований, но не увидим уже больше Христофоров Колумбов, заковываемых в цепи ненавистью и криводушием. Нельзя не вспомнить с удовольствием следующих утешительных слов Бернардена де Сен-Пьерра: «наши предки жили в железном веке, век золотой перед нами».
Два столетия тому назад Рике[11], прорывший во Франции Южный канал, соединяющий Атлантический океан с Средиземным морем, умер в нищете. Это громадное предприятие до сих пор еще вызывает всеобщее удивление. «Рике, – говорит Дагессо, – вооруженный, вместо всяких инструментов, плохим железным компасом, отдал свою жизнь этой работе, жизнь гения, руководимого настойчивостью и верою»[12]. Он умер от утомления, в момент, когда канал был готов к открытию. Гигантское сооружение стоило не менее 17 миллионов ливров. Рике убил на него весь свой капитал и оставил более двух миллионов долгов. «Мое предприятие, – писал он Кольберу в 1667 году, – самое дорогое из моих детей в нем я вижу славу, вижу, что оно вам нравится, но я не вижу в нем пользы для себя. Я завещаю своим детям почетное имя, но не