что стены увешаны причудливыми гобеленами. Присмотревшись, он понял, что на стенах искусной рукой вырезаны барельефы. Корни и ветки, а может быть, змеи сплелись в замысловатую сетку, и вычленить в изображении детали не представлялось возможным. Гобелены были испещрены разноцветными камнями, которые, в свою очередь, имели более яркие вкрапления, блестевшие, как слюда и жемчуг.
Сквозь узкие щели между барельефами пробивался голубоватый свет, будто поверхность под ними светилась сама по себе.
Рука машинально потянулась к поясу, но меча не нашла, – вне всякого сомнения, его забрали, пока Бойс находился в плену у Ираты. Сейчас не хотелось о ней думать.
Вернуться назад Бойс не может. Там Охотник, и он вскоре очнется, если только запах крови не вызвал слишком острый голод у его своры.
Бойс тихо двинулся вперед по коридору. Переплетающиеся витки на стенах и потолке были неподвижны, но ощущение чудовищной опасности его не покидало – словно он шел вдоль завесы, которая в любой момент могла быть сорвана и которую уже шевелил ветер, доносившийся из внушающей ужас неизвестности.
Нервы? Что ж, у него есть все причины нервничать! Зловещая ухмылка сделалась шире. Оказаться выброшенным из обычной жизни и угодить в лабиринт древнего колдовства и интриг? Средневекового нормандца, жившего среди ведьм, собственных чародеев и сарацинских магов и искренне верившего в их сверхъестественные возможности, подобное не смутило бы. Но то, что запросто примет на веру воспитанный на предрассудках крестоносец, не примет современный человек.
Возможно, подумал Бойс, он принял на веру слишком многое. Ему следовало во многом усомниться еще в самом начале. Но тогда его разум не принадлежал ему в полной мере. Он был орудием в искусных руках Ираты и Охотника.
Справа в хитросплетении корней появилось изображение звериной головы, слепо смотревшей на Бойса каменными глазами. Казалось, там росли блестящие змеи, свиваясь кольцами.
Вокруг царила тишина.
Бойс шел все дальше и видел все новые изваяния – и зверей, и людей.
Наконец он остановился перед очередной каменной маской, чтобы получше ее разглядеть. Из челюсти рос корень, странным образом деформируя лицо, но оно было вырезано не из серого гранита, как прочие маски, а из какой-то другой породы. Под извивающимися щупальцами угадывались очертания тела.
Скульптор изобразил это лицо во всех подробностях, ему удались даже радужки глаз…
Каменные губы пошевелились.
С превеликим трудом, с жутким сухим скрежетом голова заговорила.
– Бойс, – проскрипела она, водя каменным языком по каменному нёбу. – Бойс!
Теперь Бойс узнал это лицо – и понял, каков был конец Годфри Мореля.
Хотя конец еще не наступил.
Он протянул руку к извивающимся каменным корням, но нечеловеческий голос остановил его:
– Нет! Не прикасайся к стене!
Бойс осознал, что весь дрожит, и облизнул пересохшие губы.
– Годфри, – хрипло проговорил он, – что я могу для тебя сделать?
– Ничего, –