и Зина, но он, Чемоданов, не очень. А назавтра, если не будет дождей – хорошо бы не было, – они пойдут в лес или на речку. Лучше б на речку, понырять и поплавать. Но и в лес тоже неплохо, дед знает лес, с ним интересно!
– У меня было очень счастливое детство, – грустно вздохнул Чемоданов и повторил: – Да, очень счастливое. Но до поры. Сначала пропал дедов брат. А потом погибли родители. Помнишь ленинаканскую авиакатастрофу в декабре восемьдесят восьмого? Мои были на этом «Иле», летели к папиному армейскому другу в отпуск, встречать Новый год. – И Чемоданов надолго замолчал. – После этого дед и бабушка сразу сдали, резко, за полгода превратились в настоящих немощных стариков. Первым ушел дед, а спустя два года бабуля. Вот такая история, Кать.
– Счастье всегда до поры, – ответила Катя. – Думаешь, у кого-то по-другому?
Чемоданов пожал плечами:
– Про других не знаю. Знаю про себя. Просто, когда ты привык к хорошему, трудно нырять в ледяную воду.
В тот день Катя поняла, что для Чемоданова эта старая милая дачка не просто сакральное место, а настоящее семейное гнездо.
Да, старый домик сносить было жалко, в нем вся прежняя жизнь. Но и оставлять его тоже нельзя, нет места для постройки нового, того, о котором Чемоданов мечтал, который сам спроектировал и на который копил.
В тот день он разжег старую, потрескавшуюся печку – из ее щелей потянуло дымком, – достал термос с чаем и приготовленные бутерброды, и они сели на терраске перекусить.
В нежилом, непротопленном доме было довольно сыро и прохладно, на дворе стоял поздний август, но после чая они согрелись, и Чемоданов бережно и аккуратно достал проект нового дома.
Катя была в потрясении – все там было продумано до мелочей, кухня и столовая, гостиная с камином, ванные комнаты и туалеты, три спальни и кладовая, погреб и финская банька.
– Три спальни? – спросила Катя. – А для кого?
– Для детей, – коротко ответил Чемоданов, – одна для родителей и две для детей.
И все, молчок, никаких объяснений. Все-таки странный он, Чемоданов. Привез ее, разложил все бумаги – и все, тишина.
Никаких там «а как тебе», никаких «как ты думаешь», ничего, а? Ведь Катя дизайнер. Уж кто, как не она, умела представить то, что в итоге получится.
Представить, расставить, повесить, расположить. Тут кресла, а тут диван. Тут встанет комод, а тут обеденный стол. Тут хорошо бы книжный стеллаж, а тут этажерка.
Чемоданов слушал внимательно. С чем-то соглашался, по поводу чего-то возражал. Даже немного поспорили.
Вдруг Катя подумала: «О чем я, о чем? Кто просит моего совета, кто предлагает мне поучаствовать? – И, резко сникнув, откинулась на спинку стула и посмотрела на часы:
– Нам не пора?
– Хочешь ехать? – почему-то расстроился Чемоданов. – Ну ладно, поехали… Знаешь, я всегда с таким трудом уезжаю отсюда.
Яблоки – а как их было не взять – собирали молча, сосредоточенно, словно не было дела важнее. Набрали две здоровые икеевские синие