закона, всегда резко и прямо высказывался о том, что осуждал.
Василий понимал, почему за его спиной переглядывались бояре, не могли они взять в толк, на что надеялся Василий, какой разговор ожидал от Грека? Великий князь вспомнил пламенные проповеди монаха. Он всегда осуждал роскошь, не ведал, как можно спокойно жить в богатстве, если кругом нищие? Максима поражали и русские церкви, такие же роскошные, как и дома бояр. Зачем богатство в Божьем доме? Нет слов, церковь должна быть прекрасной, но без излишеств. Интересовался Грек, куда идут налоги, собираемые с крестьян церковью, сетовал он, что храмы не помогают бедным.
Разумеется, его речи нравились не всем. Даже церковные служители его не поддерживали, разве только святые старцы. Василий слушал его с интересом и понимал, что монах просит слишком много. Нельзя вот так сразу изменить существующий порядок. Да и он сам, великий князь, почему должен отказаться от привычного образа жизни? Все государи пребывают в роскоши, так уж повелось.
Спешившись у входа в монастырь, где несколько лет назад открыли греко— латинское училище и трудяги-монахи переписывали и переводили церковные книги, князь сделал знак боярам, чтобы оставили его одного, взбежал по ступенькам, коснувшись рукой белых колонн, и, кивнув служителям, склонившимся перед ним, прошел в келью Максима Грека.
Тот работал над очередным трудом, и Василий, увидев его склоненным над книгой, подумал: «Хоть икону с него пиши».
Желтоватое худое лицо с острым тонким носом, длинная седая борода, глаза, светившиеся необыкновенным блеском…
Грек заметил государя, отложил рукопись, встал и, едва кивнув, спросил:
– Зачем я тебе понадобился, великий князь? Неужто ты решил внять моим просьбам?
Василий покачал головой:
– Просьбы твои исполнить трудно.
Максим усмехнулся в седую бороду:
– Трудно, говоришь? Лучше, по-твоему, Божественные законы нарушать? Сребролюбие и лихоимство – страшные грехи.
Князь поморщился: опять он про это!
– Я пришел к тебе поговорить о другом, – Василий опустился на скамью и плотнее запахнул длинную соболью шубу: в келье было холодно. – Что ты думаешь о браке, в котором нет детей?
Максим сложил руки на коленях и чуть прикрыл глаза морщинистыми веками.
– Хочешь спросить о разводе?
Великий князь вздрогнул: монах часто читал его мысли.
– Откуда тебе известно?
– Слухами Москва полнится, – ответил монах уклончиво.
– И каким будет твой сказ?
– Мои взгляды на брак многим известны, – изрек он торжественно, – я из них никакого секрета не делаю. Если про великую княгиню говорить, то послал тебе Бог жену, о которой многие мечтают: красивую, верную, хозяйственную. Давно вы друг с другом, почти двадцать лет. Знаешь ведь, что честна женитва и ложе нескверно. Желаешь спасения души своей – будь доволен своей супругой, а чужих не желай, ибо блудники и прелюбодеи, грешащие с чужими